|
Дело‑то, оказывается, в пустячке! Розовый и серый. Два цвета. Одна трагедия. Лейтенант Попугайчик вспомнил, что в гримерке остались Дик и Эжени. Запереть их там, что ли? До приезда начальства. То есть в гримерке запереть Носкова, а Эжени в ее кабинете. Это не самодеятельность, а меры предосторожности. И Попугайчик кинулся обратно. Возле дверей гримерной стоял Олег Новлянский.
— Послушайте, я вспомнил, — сказал он, увидев лейтенанта. — Минуточку. С вами потом. И Попугайчик дернул за дверную ручку. Дверь не открылась. Лейтенант дернул еще раз. И еще. — Заперто же, — сказал Новлянский. — Я уже стучался. — Только что было открыто. — Лейтенант дернул еще раз. — Здесь были Носков и Эжени. — Так я что хотел сказать… — Да погоди ты! Попугайчик оттолкнул Новлянского и кинулся искать стилиста и хозяйку модельного агентства. Куда они запропастились? За одной из дверей, в которую он толкнулся, оказалась женская раздевалка. — Заходи, котик, — вяло пошутила одна из красоток, натягивая трико. — Мелковат, — вздохнула другая; даже не придерживая сползающее с мраморного плечика полотенце. Попугайчик залился краской и пулей вылетел из раздевалки. Носкова в офисе не было. «Упустил!» — заволновался лейтенант и выскочил на улицу. Ринулся на стоянку в поисках машины Носкова. Но «Форда», принадлежащего стилисту, здесь уже не было. Минут через десять к офису подъехал Сергей Павлович. Вылез из «Жигулей», вытирая лицо огромным носовым платком в клетку, и, увидев растрепанного, пунцового от волнения и переживаний лейтенанта, спросил: — Сережа, что случилось? — Носков! Он исчез! — Как исчез?! — Я его оставил в гримерке, вместе с Эжени, — растерянно сказал лейтенант. — Разве он не знал, что это она сбила Анжелику? — Да кто ж ему сказал? Где она? В гримерке? — Там заперто. — Эх ты! Я ж русским языком сказал: без самодеятельности! Оперативники побежали в офис, расталкивая по пути удивленных таким напором красоток. Олег Новлянский все еще топтался у двери. — Послушайте, я вспомнил… — Да погоди ты! — Волнистый выругался и налег на дверь мощным плечом. — Давайте нажмем. И, разом, взяли! Новлянский и Попугайчик присоединились к нему. Но несмотря на старания трех мужчин, сделанная на совесть дверь не поддалась. Олег Новлянский потер плечо и вдруг спохватился: — Постойте! В кабинете у Раскатовой ключи есть! Второй комплект! — Так чего ж ты стоишь?! Неси! Когда наконец открыли дверь, их взорам предстала следующая картина. Евгения Львовна Раскатова полулежала на диване. Она была похожа на тряпичную куклу: маленькая, с неестественно вывернутыми руками и ногами, свернутой шеей. Лицо у нее было синее и уродливое, язык высунут, а ногти на некоторых пальцах обломаны. Под ними кровь. Видимо, Евгения Львовна сопротивлялась отчаянно — но тот, кто ее душил, был сильнее. На шее женщины отчетливо виднелись следы пальцев.. — Я вспомнил, — опять сказал позеленевший Новлянский. Похоже, его мутило. — Ну, что ты вспомнил? — Майор невольно поморщился, глядя на синее лицо Евгении Львовны? Еще один труп. Хорошо хоть убийцу искать не придется. То есть искать, конечно, придется. Носков‑то сбежал! — Иди, Сережа, вызывай опергруппу. Попугайчик задержался в дверях, слушая, как Новлянский рассказывает: — Мне всегда казалось, что я раньше видел Дика. |
