Что не посмел сделать храбрый польский король Владислав, не раз битый Шеиным, сделал трусливый русский Царь Михаил: обрек на гибель первого своего полководца под Смоленском, предал смерти в Москве. Такого злодейства не помнили на Руси со времен Иоанна Грозного. Да и Царь Иоанн поди содрогнулся во гробе от этакого вероломства. Так Романовы открыли свой кровавый счет. Православная церковь не причислила Михаила Шеина к лику святых великомучеников — наоборот, новый архипастырь благословил хладнокровное его убийство. Больше того, во все церквах анафемой поминали Михаила Шеина вместе с Гришкой Отрепьевым.

Так порой умирали лучшие сыны России.

У героев и мучеников, объявленных «предателями», часто одна планида: никто не знал, не помнил, где похоронены главный воевода Шеин и ротмистр, почти полковник Лермонт. При Царе Михаиле Федоровиче мало кто смел вслух вспомнить об «изменнике» Шеине, и черное облако забвения поглотило, понятно, и его ближайших соратников. Но уже другой Шеин, Алексей Семенович, правнук главного воеводы, родившийся почти через двадцать лет после позорной казни Михаила Борисовича, был главнокомандующим у Петра, и сам Петр Великий состоял у него, командира передового Преображенского полка, в звании капитана. Прогремел этот Шеин, осаждая и беря не Смоленск, а другую вельми важную для России крепость — Азов, подавляя стрелецкое восстание, громя крымцев и ногайцев.

Кровь героев, преданных под Смоленском, безвинно казненных в Москве, запятнала царственный герб Михаила, родоначальника династии Романовых. Эта кровь стучала в русские сердца, взывала об отмщении.

Если бы ротмистр Лермонт уцелел под Смоленском, он, наверное, нашел бы нужные краски и правильные слова для описания этих тяжких и трагических событий, бесспорно, достойных пера Шекспира, поскольку он сам был их живым участником и знал о них не из вторых, а из первых рук. Он воздал бы должное главному воеводе Михаилу Борисовичу Шеину как спасителю Москвы, гордости иной России, ибо только он со своей ратью задержал короля Владислава на смоленском рубеже. Покончив с войском Шеина, чересчур поздно пошел король на Москву, не имевшую тогда надежной обороны. Но на пути его, словно призраки, встали измотанные боями, но все еще несокрушимые воины из Шеиновой рати — Царь, казнив лучших своих полководцев, снова послал восемь тысяч уцелевших их солдат в бой против ляхов. Ценой самых тяжелых потерь задержали они короля Владислава у многое повидавшей на своем веку смоленской крепости Белой, где некогда сражался и перешел на русскую службу ротмистр Лермонт.

Обстановка к началу обороны Белой изменилась не в пользу ляхов. Воспользовавшись войной поляков с русскими, грозные турки готовились напасть на Речь Посполитую. Король Владислав так и не пошел на Москву, а заключил 4 июня 1634 года Поляновский мир — еще один «вечный» мир, по которому Царь Михаил позорно платил королю Владиславу 20000 рублей золотом за добровольный отказ от «титла» московского Царя и передавал на «вечные времена» смоленские земли, включая Смоленск, за который отдал свою жизнь ротмистр Лермонт, и земли черниговские. Но Москва выстояла, сохранила свою независимость. Значит, не напрасны были жертвы русских воинов под Смоленском, и ротмистр Лермонт, выходит, пал не напрасно на поле чести, хотя Смоленск русским удастся воссоединить с землей Русской лишь в 1654 году, уже при Царе Алексее Михайловиче через двадцать с лишним лет после того, как похоронили ротмистра Лермонта пленные русские воины под стенами крепости на берегу Днепра.