Подозреваю, что Республиканцы, придя к власти, оставили меня чисто «для блезиру». В 1969-м меня вызвали в старое здание Правительства, опять в тот же кабинет. Туда, где все началось восемь странных лет назад… Там уже другой экс-конгрессмен (его имя я сейчас не в силах припомнить) сообщил мне, что я волен остаться в своем прежнем качестве, как бы оно ни обозначалось, «хотя, конечно же, в Ваших услугах не будет особой необходимости, поскольку новая администрация намерена быть чиста… чиста как…э-э…»

— Платье невесты, — предположил я.

— Точно! — согласился экс-конгрессмен.

И я остался, опять переключаясь с одного агентства или департамента на другое и находя на всех этажах власти — как верхних, так и самых нижних — коррупцию и махинации ровно в тех же масштабах, что и прежде, при демократах.

Но путешествовал я теперь уже реже, гораздо реже, и это позволило мне проводить большую часть суббот в Библиотеке Конгресса в компании капитана Бенжамена Луиса Элуаль де Бонневиль, бывшего офицера Седьмого пехотного полка Армии США, выпускника Вест-Пойнта, протеже Тома Пейна, монтаньяра, друга Вашингтона Ирвинга, банкрота, и — подозреваю — временами секретного агента Генштаба.

Капитан (позже генерал) Бонневиль был предметом моей кандидатской диссертации, которой я занимался в Университете до того, как был призван на «Новые Рубежи». Тогда я пытался отыскать следы его дневника, одно время принадлежавшего Вашингтону Ирвингу. Теперь, 12 лет спустя, я считал, что подобрался к нему поближе. Хотя это не имело большого значения… По крайней мере, для Бонневиля.

У него уже все было: и плотина, и соляная низина, названные в его честь. Он был живее всех живых!

Одна безумная мыслишка продолжала меня согревать: что вот, завершу я свою диссертацию, получу ученую степень, да и поступлю в какой-нибудь захолустный колледж, например, с названием «Парамаунт Ю» — из тех, где время остановилось, а Рональд Колман — все еще Президент, и короткостриженные студенты, свежевыбритые и сияющие, все как один водят авто с откидным верхом, и единственное, что их волнует — это поставит ли старый Проф Моррисон зачет по химии Бумеру, чтобы он смог-таки сыграть против штата на Дне встречи выпускников?

Да, я лелеял в душе эти киношные фантазии — как безопасное противоядие против преследовавших меня миазмов Великого Болота тотального мошенничества, через которое я пробирался всю последнюю дюжину лет. Мне нужно было еще немного свободного времени, чтобы закончить диссертацию. Если Френк Сайз настолько любезен, что готов позволить мне работать дома, я бы отплатил ему за доброту… стянув у него еще немного ЕГО времени. 12 лет работы в правительстве сделали мои нравственные устои немного… растяжимыми.

За ланчем в ресторанчике Пола Янга на Коннектикут Авеню я рассказал Френку Сайзу много занимательного о себе — кроме, конечно, своего тайного замысла использовать часть оплаченных им рабочих часов по своему усмотрению. Обедали мы втроем — он, я и его секретарша Мейбл Зингер. Платил, само собой, Френк.

Сайзу этой весной должно было стукнуть 46 лет. Он был единоличным собственником и автором ежедневной новостной колонки, которую приобретали более чем 850 ежедневных и еженедельных газет по всей Америке, Канаде и, насколько мне известно, в мире.

Колонка славилась фирменным сайзовским стилем — в духе «это что ж такое творится-то!» Сайз, безусловно, свято верил, что звон от его колонок разносится из Вашингтона подобно громовым раскатам… На самом деле они, пожалуй, больше напоминали кудлыкание старого индюка, который только что почуял поблизости лису.