Изменить размер шрифта - +
Тем не менее он мог одним абзацем разрушать репутации, и были люди, которые видели в них причину по крайней мере 2 самоубийств.

Но вообще-то во внешности «человека, которого боится весь Вашингтон» не было ничего особо примечательного. Вполне рядовое лицо — если не считать глаз; не было в нем ничего такого, что отличало бы его от любого другого лица во главе вторничного стола за полуденным ланчем. Широкий, ухмыляющийся рот; большая челюсть, над которой алели толстые щеки; удивительно тонкий нос и изящные маленькие ушки, обрамленные тем немногим, что осталось от его шевелюры.

Прочие части его тела и подавно не впечатляли. Все выглядело мягким и дряблым — особенно брюхо, которое перекатывалось туда-сюда над ремнем и свешивалось вниз, словно выглядывало местечко, куда бы упасть.

Но глаза его ясно говорили, что им нет дела до того, какое впечатление производит его живот. Его лысина. Его узкие плечи и сутулая спина. Если бы презрение имело цвет, оно имело бы такой вот оттенок седины, как его глаза — тусклые, холодные, отдающие серым блеском полированного гранита под зимним дождем. Эти глаза как будто уже оценили мир и нашли его дешевым и низкопробным местечком, заполненным весьма непрезентабельными жильцами… которые к тому же постоянно запаздывают с арендной платой.

«Что ж, вам пришлось чертовски много пережить за эти 12 лет, не так ли?» — спросил Сайз, ловко подцепив вилкой кусок картофеля и отправив его в рот. Это пробудило во мне голод. Уже три года я не ел жареную картошку. В отличие от Сайза, во мне еще оставалась толика тщеславия.

— Ну, все было не так уж плохо, — ответил я. — Вдоволь попутешествовал по свету.

Я сделал третий глоток от собственного ланча, который состоял из шеф-салата и неразбавленного мартини. «Заказать, что ли, еще бокальчик? — подумал я. — Или это будет слишком для собеседования с будущим работодателем?» Френк Сайз казался человеком непьющим, но, по счастью, Мейбл меня поддержала.

— Я бы хотела заказать еще выпивки, — сказала она. — Как ты?

— Конечно, он не откажется, — сказал Сайз. — Вы, так сказать, не прочь иной раз пропустить стаканчик, не так ли, мистер Лукас?

— Ну да… Иной раз.

— Закажите еще выпить, Мейбл, и дайте мне материалы, что вы принесли с собой.

Если вы ведете колонку, которую половина нации ежеутренне читает сразу вслед за спортивной страничкой, вы можете не беспокоиться насчет качества обслуживания в ресторанах. Мейбл Зингер только приподняла голову, как официант со взглядом спаниеля уже изогнулся у ее локтя в готовности услужить. Она заказала «Манхеттен» для себя и мартини для меня. Потом нагнулась и достала изящный кожаный кейс на молнии, извлекла оттуда овсяного цвета папку и передала Сайзу.

— Как вас зовут, мистер Лукас? — спросил он.

— Мистер Лукас.

— Я не о том. Разве вас зовут не Декатур?

— Так звала меня моя мама. Почти для всех прочих я — просто Дик.

— Это так по-студенчески, — вставила Мейбл Зингер. — И я как-то ездила с Диком в Огайо. Меня тогда звали Фитой; Фита Гем. Спору нет, конечно — ничего уж не осталось от тех времен! Бог мой, как давно это было…

Я прикинул — это должно было быть лет 16 назад. Мейбл — рослая, сильная женщина; студенткой, значит, была такая же — здоровая, «кровь с молоком»… Этакая сообразительная, дерзкая девица, затейница, вот только до свиданий с мальчиками все как-то дело не доходит… пока, наконец, сестрички по Университетскому женскому клубу не дают денег одному малому из баскетбольной команды, чтоб поработал с недотрогой как следует.

Быстрый переход