Клик. Клик. Клик.

Я встаю и подхожу к нему. Он протягивает мне руку. Устав от споров, я не отказываюсь.

– Здесь ты живешь? – Я обвожу руками. – В этой деревне?

– Прямо за тем холмом. – Мэл проводит пальцами по моим волосам, убирая их от лица. От неожиданного удовольствия по спине бегут мурашки. Парень улыбается, потому что замечает. – Со всеми этими придурочными овцами, о которых я тебе уже рассказывал. Скоро с ними повидаешься.

– Завтра я улетаю. – Я прочищаю горло, которое предательски сжимается от нахлынувших эмоций.

– И что?

– Не могу задержаться.

Мэл смотрит на меня со смесью непонимания и радости. Думаю, возможно, сейчас ему впервые отказали. А потом он делает невероятное: протягивает руку и ведет большим пальцем по моему родимому пятну, зачарованно на него глядя.

– Как это случилось? – спрашивает он настолько тихим голосом, что я едва его слышу.

Я чувствую жгучее тепло, словно кожу действительно греет солнце, хотя погода стоит холодная и пасмурная.

– Оно не случилось. Я родилась с ним.

– Ха, родилась? – Его палец опускается с виска на мои губы. Он ждал безумную историю с аварией или жутким инцидентом?

Я отстраняюсь.

– Я все равно не могу остаться. У меня в Дублине забронирован номер.

– Я отвезу тебя, чтобы ты расплатилась в гостинице. – Он приходит в себя, вынырнув из странного транса. – Сегодня ты остаешься у меня.

– Я не буду с тобой спать. Только через мой труп, помнишь?

Он обхватывает мои щеки руками. Эти руки артиста шероховатые и уверенные, и мое сердце грохочет от впервые пережитой жалости к маме. Теперь я понимаю, почему она переспала с папой. Не все бабники мерзкие. Мэл не такой.

– Не позволяй чувствам помешать фактам.

– То есть? – хмурюсь я.

– Пусть тебе не нравится заявление, что мы переспим, поверь, это случится. – Он проводит пальцем по моим губам. – Пусть мы и встретились только что, но это не значит, что мы незнакомы. Похоже, что мы незнакомы? – спрашивает он, резко прижав меня к себе.

Нет. Нет, непохоже. Я чувствую, будто он всегда находился подле меня. Словно с самого рождения я несла в себе частичку его, и теперь он здесь, и я обрела его полностью, как будто закончила пазл.

Я глотаю комок в горле, но молчу.

– Вот именно. А сейчас ты рушишь нашу идеальную первую встречу. Джина Дэвис в гробу переворачивается.

– Мэл, Джина Дэвис жива!

– Идем, мадам придира. Накормлю тебя.

Слопав три порции солонины и один пастуший пирог, Мэл салютует мне наполовину выпитой четвертой пинтой «Гиннесса». А я тем временем еще канителюсь с первым стаканом водки с диетической колой.

– Ты хотела о чем то меня спросить. – Парень слизывает с верхней губы белую пивную пенку и прищуривает один глаз, как будто прицеливается в меня пистолетом.

Была не была…

– Я пришла на Друри стрит по совету твоего деда. Он знал, что я дочь Глена О’Коннелла. Сказал, что ты можешь рассказать мне об отце. – Затаив дыхание, я всматриваюсь в его лицо. Мэл берет мою руку, переворачивает ее и пальцем выводит линии на ладони. По шее бегут мурашки.

– В детстве я каждое воскресенье ходил в церковь к деду. Глен жил за ней. Он разрешал слушать его записи. Научил меня нотной грамоте и помогал с текстами, когда я начал писать песни. Обучил меня изливать душу на бумагу. Так что да, мы отлично друг друга знали. Настолько, что он угрожал прикончить меня, если я хоть пальцем коснусь его дочери.

Что?

– Другой. – Мэл смеется, заметив мою реакцию, и качает головой. – Не тебя. Господи, да Глен пал бы замертво, познакомившись с тобой лично.