Закружились в бешеной пляске цыганки, замахали цветастыми платками и юбками, захлопали в такт музыке оживившиеся гости. Одна песня сменяла другую, одна пляска, более бешеная, другую пляску.
Ника смотрела на цыган с восторгом, во все глазенки — видеть такого ей еще не приходилось. Сначала она лишь хлопала в ладоши вместе со всеми, а потом, подхватив брошенную какой-то цыганкой шаль с кистями, влилась в цыганский бешеный танец. Гибкая, кареглазая, как цыганочка, она самозабвенно кружилась вместе с взрослыми цыганками, сразу принявшими ее в свой хоровод.
«Господи, кровиночка, сумасшедшинка ты моя! Где и когда научилась ты этому?» — подумала Ольга, и на ее глаза почему-то навернулись слезы.
А Ника, играя шалью, по-цыгански подрагивая плечиками, озорным щенком кружилась среди взрослых цыганок. Сверкая глазенками, легкой птичкой порхала она вокруг бородатого солиста и, отбивая дробную чечетку, выкрикивала что-то, подражая его раздольному дикому напеву…
По примеру Ники и остальные гости скоро влились в цыганский хоровод, и даже сам папаша Коробов с разбойным гиканьем и свистом пошел отплясывать с цыганками вприсядку. За столом остались Ольга, Походин и фрау Эльза, с брезгливым недоумением взирающая на необузданное веселье «русских варваров».
— Не надумали еще, голубушка, перевести счета на папашу? — наклонился к плечу Ольги Походин.
— К чему спешка, мон женераль? — уклонилась та от ответа.
— Дело ваше, дело ваше, — поджал губы Походин. — А я бы воспользовался оказией… Кстати, — резко поменял он тему. — Неплохо бы и Веронику покрестить в веру, так сказать…
— Мусульманскую?.. А может, для оригинальности в иудейскую, а? — засмеялась Ольга.
— Зачем. В нашу — православную, — опять поджал губы тот.
— Приедет дочь в Москву, если вы настаиваете, так и быть, окрестим ее в храме Христа Спасителя.
— Сочту за честь в крестные отцы пойти…
— А знаешь, мон женераль, почему именно в храме Христа Спасителя?
— Почему, голубушка вы наша ненаглядная?
— Может быть, когда она вырастет, Спаситель никому не позволит отдать ее в залог какому-нибудь грязному душману под пять караванов с наркотиками, как однажды отец родной отдал ее некрещеную мать.
— Тихо ты!.. — испуганно оглянувшись по сторонам, прошипел Походин. — О своей голове не думаешь, о дочери подумай!..
Ольга засмеялась зло, с вызовом и, расталкивая пляшущих цыганок, направилась к выходу.
— Чегой-то она с такой перекошенной мордой? — подсел к красному как рак Походину запыхавшийся от пляски пьяненький папаша Коробов.
— Разговор, Виктор, серьезный есть, — поднялся тот. — Не хотел его. Думал, обойдется, ан нет, не получилось!..
В кабинете Коробова Походин протянул ему несколько фотографий беседующих в ресторанчике Ольги и Хабибуллы:
— Смотри, с кем твоя дочь скорешилась! Узнаешь красавца?..
— Что-то не припомню, — буркнул Коробов, недовольный, что Походин оторвал его от цыган.
— Хабибулла. Помнишь такого?..
— Что ты мне воскресших покойников все подсовываешь? — сердито оттолкнул от себя фотографии Коробов.
— По твою душу, Виктор, этот покойничек воскрес, не понимаешь, что ли? — тихо сказал Походин.
— А может, по твою. Его наркоту на границе ты принимал, — захохотал вдруг тот.
— Верно, — хмуро кивнул Походин. — Принимал-то «продукт» на границе в Хороге я, а на пять «лимонов» баксов обул его ты. |