Изменить размер шрифта - +
Вместе с нами обитают пять собак: питбуль Банди, ротвейлер Снап, английский мопс Хуч, йоркширский терьер Жюли и пудель Черри. Начиналась коллекция псов с пита и ротвейлера. Их купили для охраны. Но, увы, ничего не вышло. И Банди, и Снап самозабвенные обжоры. Пасти страшных охранников вечно заняты какой-нибудь вкуснятиной. Поэтому любой, предлагаю-
   Щий лакомство, автоматически становится другом, а едят они все, особо не кривляясь: сыр, творог, яйца, печенье, суп, оладьи, чипсы, соленые огурцы и орехи. Человека, первый раз пришедшего в дом, псы встречают, отчаянно крутя хвостами и заглядывая в руки. Им и в голову не придет залаять или оскалить зубы.
   Йоркширскую терьершу Жюли привезла с собой в дом няня Серафима Ивановна, нанятая для близнецов. Пуделиху Черри в пятимесячном возрасте оставил на недельку близкий приятель, уезжавший в командировку. С тех пор прошло пять Лет, а он так и не вспомнил про собачку. Хуч... Появление Хуча - особая история, о ней в другой раз.
   - Мать, - засопел в ухо Аркадий, - ты что?
   - Ничего, просто задумалась.
   Кешка посмотрел на меня с жалостью. Потом вздохнул и пошел в процедурный кабинет. Через минуту выглянула медсестра. Очевидно, она не привыкла улыбаться, потому что губы растянула до ушей, но в глазах сохранила холод Арктики.
   - Васильева! - крикнула девушка. Я поглядела на притихшую Катюшу.
   - Пойдемте.
   - Меня не звали, - вздохнула женщина.
   - Ладно, пошли, сами же говорили, что входят по двое.
   Мы вдвинулись в довольно большое помещение с огромными окнами. Посередине комнаты стояла ширма, делящая кабинет на две части. В первой находилась кушетка, на которую было велено ложиться Катюше. Во вторую проводили меня и усадили на стул. Медсестра погремела какими-то железками в лотке и недовольно пробормотала:
   - Опять унесли.
   Потом вздохнула и объявила:
   - Вы тут подождите обе, я скоро.
   Шаркая тапками, она вышла в коридор. Мы с Катюшей молчали: она на кушетке, я на стуле. Болтать не хотелось, да и ситуация не располагала. В дырочку между складными частями ширмы было хорошо видно Катю, ее бледное лицо и аккуратный кудрявый паричок.
   Вдруг дверь распахнулась, в кабинет вошла другая медсестра. Высокого роста, лицо закрыто хирургической маской, довольно крупное тело затянуто в чуть тесноватый халат, на ногах не тапочки, а ботинки. В руках женщина держала большую бутылку. Не говоря ни слова, вошедшая вставила принесенный сосуд в штатив, ухватила Катю за руку и воткнула иголку.
   Больная ойкнула и спросила:
   - Вы новенькая? А где Гадя? Мне всегда она химию колет.
   Медсестра молча наладила капельницу и почти убежала из кабинета. Что-то было в ней странное.
   - Какие они здесь все нелюбезные! - крикнула я.
   - Да уж, - согласилась Катенька, - лишнего слова не скажут, лают как собаки, а все потому, что мы бесплатные. Вот девица, например, что сейчас приходила, явно новенькая, а тоже злая.
   - Почему думаете, что новенькая?
   - Хожу сюда почти год, всех знаю, а эту первый раз вижу.
   Она замолчала. Я огляделась по сторонам. Шкафчик с какими-то лекарствами, названий которых никогда не видела: циклофосфан, зофран, метод-рексат.
   - Пункцию больно делать? - обратилась я снова к Катюше.
   Та молчала. Я глянула в дырочку и обомлела: лицо женщины приобрело странный синеватый оттенок, на лбу блестели крупные капли пота. Рот судорожно подергивался.
   Я выскочила из кабинета и бросилась к приветливой Аделаиде Петровне.
   - Сейчас приду, - пообещала та.
   Я понеслась назад. Катюше стало совсем плохо.
Быстрый переход