Временами он даже забывал, кого несёт в корзине, а тяжеленный рюкзак лишь придавал гордости: вот он, Пантя, нужный участник многодневного похода!
Однако у остальных участников похода настроение было неопределенным, радость в нём перемешалась с невесёлыми думами о Герке. Все жалели его и в то же время бранили его.
Шли молча.
Первой не выдержала тётя Ариадна Аркадьевна, остановилась и возмущённо заявила:
— Мы бессердечные люди! Мы самые обыкновенные эгоисты! Моя совесть лишает меня удовольствия от похода! Я не могу без большого стыда думать о том, как мы бросили бедного мальчика одного!
— Присядем, товарищи, — предложил дед Игнатий Савельевич. — Вот тут в тени и отдохнём.
— Я имела в виду не отдых, уважаемый сосед!
— А я, уважаемая соседушка, имею в виду именно отдых. Но можно и потолковать. Хотя проку от наших толкований не будет. Я лично иду и дойду туда, куда мы решили идти!
— Нам предстоит, товарищи, — строго произнесла эта милая Людмила, — выбрать командира похода, передать всю власть в его руки и слушаться его беспрекословно.
Иначе у нас будет много времени уходить на споры и ненужные обсуждения.
Все с удовольствием расположились в тени на опушке леса. Тётя Ариадна Аркадьевна осталась на дороге и оттуда крикнула жалобно:
— Ведь что получается! Нет, вы только подумайте, что же такое получается! Ведь получается, что к коту мы отнеслись более человечески, чем к мальчику!
— А! — громко и требовательно позвал дед Игнатий Савельевич. — Риадна Аркадьевна! Покиньте солнцепёк и пройдите в тень!
Когда уважаемая соседушка выполнила его предложение и опустилась на траву, конечно, рядом с корзиной, в которой блаженствовал её любимец-проходимец, эта милая Людмила заговорила:
— Командиром может быть выбран любой участник похода, который пользуется авторитетом, твёрд и принципиален, которого все согласны слушаться беспрекословно.
— Фактически организатор и командир похода у нас уже имеется, — сказал дед Игнатий Савельевич. — Кто за то, чтобы им официально утвердить Людмилушку, прошу голосовать. — И он первым выбросил вверх прямую правую руку.
Вслед за ним проголосовала Голгофа. Ну, а раз она подняла руку, Пантя проделал то же самое.
— Кто против?
Тётя Ариадна Аркадьевна даже не пошевелилась.
— Кто воздержался?
Не пошевелилась даже тётя Ариадна Аркадьевна, но сказала осуждающим тоном:
— И всё-таки печально. И весьма жестоко.
Дед Игнатий Савельевич бодро поднялся с места, встал по стойке «смирно» и торжественно объявил:
— Большинством голосов командиром похода выбрана Людмилушка. Какие будут приказания?
— Приказаний не будет, — глухо отозвалась эта милая Людмила. — Тётечка поставила перед нами очень серьёзный вопрос. И мы должны решить его. Что вы конкретно предлагаете, тётечка? Вернуться?
— Ничего подобного я не предлагала! — нервно ответила тётя Ариадна Аркадьевна. — Просто я беспокоюсь о судьбе брошенного нами мальчика! И считаю, что мы с вами плохие воспитатели, если не сумели на него воздействовать!
— Как — не сумели?! — поразился дед Игнатий Савельевич. — Откуда вам известно, уважаемая соседушка, что мы не сумели воздействовать на моего избалованного внука? Ещё ничего неизвестно. И не бросили мы его, а он сам отказался идти с нами. Не могли же мы его, как кота, нести в корзине!
— Извините… — пробормотала Голгофа смущенно, — но мне кажется… я убеждена… я уверена, что Герман будет с нами… Я не представляю, что он именно сделает… как поступит… но он придёт. |