— Ого-го!

— Не огогокай. Мы разговариваем серьёзно. Ты способен хотя бы несколько минут быть серьёзным?

— Послушай… Люд-ми-луш-ка… — Герка помолчал, чтобы не сказать чего-нибудь ненужного. — Ты приехала к тётечке Ариадне Аркадьевне. А у неё ни один родственник не выдерживал ещё больше двух-трёх дней. Она же принципиально детей не любит.

— Я выдержу, — уверенно и спокойно возразила эта милая Людмила. — Она мне понравилась. Стойкий, прямой характер, независимый и гордый. Детей она очень любит. Только почему-то утверждает обратное… А вот когда я уеду, ты ещё скучать будешь. Ты меня ещё вспоминать будешь.

Ну, что ей мог ответить Герка? Хвастунье этой? Он просто чуть не закричал на неё от возмущения. Никогда он ещё таких… будущих женщин не видел! Совсем недавно появилась здесь и уже вовсю командует! Но он-то, Герка Архипов, какой бы он ни был, подчиняться ей не намерен! Нисколечко! Ни капельки… Ни… И жуткая мысль оказалась у него в голове: скучать, конечно, он о ней не будет… нечего ему и вспоминать её… но вот… что-то будет, с ней связанное… И ещё более жуткая мысль оказалась у него в голове: а вдруг за два месяца она деда совсем перевоспитает?

Она улыбнулась ему, и Герка вскочил и сказал:

— Дед, нам с тобой домой пора. Обедать пора.

— Нет, мы идем на рыбалку, — безоговорочным тоном возразила эта милая Людмила. — Мне так хочется порыбачить!

— Мне та-а-а-ак хочется порыбачить! — в сердцах передразнил Герка. — Да мало ли чего тебе хочется и ещё захочется! Почему ты со своей тётечкой рыбачить не пошла? Дед-то мой, а не твой! Чего ты им раскомандовалась?

— Я?! Раскомандовалась?! Да Игнатий Савельевич, было бы тебе известно, сам предложил мне пойти с ним на рыбалку. Ведь ты, оказывается, рыбку только есть умеешь. И не дразнись больше, пожалуйста, а то как в детском садике получается. Мы же взрослые люди.

— Вот что верно, то верно, — с удовлетворением покручивая длинные усы и поглаживая широкую, почти до пояса бороду, одобрил этот вреднющий дед. — Поесть, дорогой внучек, попробуй сам. Мы с Людмилушкой на рыбалку отправляемся. Я пошёл червей копать. Ты, милая, курточку прихвати, прохладно на берегу-то у воды.

— Я мигом, Игнатий Савельевич! Кстати, Герман, ты можешь идти с нами.

Вконец обескураженный, Герка и слова вымолвить не смог. Будто и впрямь язык проглотил, как говорится.

Эта милая Людмила убежала, а этот вреднющий дед, напевая свою любимую песню, из которой он знал одну строку: «Главное, ребята, сердцем не стареть», отправился в огород копать червей. Герка, словно совершенно не понимая, что творится вокруг, как остался один во дворе, так и стоял не двигаясь.

«Кстати, Герман, ты можешь идти с нами», — повторял и повторял он в уме на все лады эту больно задевшую его фразу, словно не мог уловить её точного смысла, повторял и повторял, с каждым разом всё сильнее и сильнее ощущая жгучую обиду.

— Кстати, Герман, ты можешь идти с нами… Кстати! Ты можешь идти! С нами! — уже вслух и возмущённо, и беспомощно бормотал он, чувствуя, что вместе с обидой им овладевает обыкновенная злость и ощущение полнейшей беспомощности. Он не знал, никак не мог придумать, просто был не в состоянии догадаться, чего бы такое сотворить, чтобы эта милая Людмила больше здесь не командовала. «Кстати, Герман, ты можешь идти с нами!» — чуть не выкрикнул Герка и едва не захохотал во всё горло: придумал всё ж таки, сообразил, чего ему сотворить надо! Ура! Привет-приветик! Не получится у них никакой рыбалки! Это им только для начала сюрпризик, а потом он им ещё чего-нибудь преподнесёт, более…

Он бросился к сараю.