Изменить размер шрифта - +
Его приводило в трепет возникшее между ними согласие. Красоту, наверное, тянет к уродству, думал Вася. Насколько Наталья была скромна и пристойна на людях, настолько бесстыдна в любви. Теперь, когда она, забавляясь в постели, разглядывала его нескладное тело, он не стыдился ни своего убогого тела, ни горба, ни кривых ног. Он наслаждался сознанием, что вызывает у женщины иные, чем жалость и отвращение, чувства. Мысль о том, что ее привлекало то, что он привык считать безобразным, возбуждала. Он обнимал ее, покрывал поцелуями, сначала нежными, потом все более страстными, но уже без той унизительной благодарности за согласие лечь с ним в постель, а с удовлетворенным чувством самца, загнавшего самку. И все-таки он как-то ночью, не удержавшись, спросил:

– Как можешь ты отдаваться такому ничтожному?

– Спроси у баб, которых насильничают солдаты в захваченном городе, – вздохнула она, с трудом приходя в себя. – Некоторым это нравится больше, чем когда их берут по-обычному.

– Выходит, что я насильничаю?

– Еще как!

– И ты соглашаешься?

– Даже прошу!

– Жаль, что не я обучил тебя этой игре! – сказал Вася.

– Никто меня не учил. Я такой уродилась. Просто не было подходящего случая.

– А сейчас подходящий?

– Тебе видней!

– Ты не даешь мне передохнуть!

И Вася вновь страстно прижал к груди эту смертную, он, полубог, которому сейчас было все позволено.

Чувственное влечение, обычное между мужчиной и женщиной, встретив непонимание толпы, постепенно перерастало в тайный союз двух заговорщиков, в то, что встречается иногда у супругов, несхожих характерами, – в понимание друг друга. Красота и уродство объединялись, чтобы выстоять, подтвердить, помимо постели, основательность их семьи.

Наслаждаясь семейным счастьем, Вася перестал интересоваться слухами, и все же городские толки о делах государственных дойдут до него. После таких замечательных новостей, как благополучные роды Анны Леопольдовны и обеспечение престола законным наследником, народ снова забеспокоился. Верные люди намеками говорили о внезапном недомогании царицы. Ходили слухи, что она якобы страдает недугом, весьма опасным в ее возрасте, – камнями в почках. Вася, для которого двери дворца оставались всегда открытыми, поспешил туда, чтобы разузнать обо всем на месте. То, что он услышал, потолкавшись наугад по передним, его потрясло. Те, кто был вхож к царице, рассказывали, что она сильно мучается и что Бирон, который зорко следит за ее состоянием, настойчиво просит Ее Величество назначить его регентом, дабы он мог законно править страной до совершеннолетия царевича, разумеется, лишь после того, как оплачет ее кончину. Некоторые опасались, что фаворит, воспользовавшись своим положением, устранит наследника и вместе с подначальной ему немецкой шатией, окружившей трон, укрепится во власти. Родовитые, лелея мечту изгнать из страны иноземцев, заполонивших двор, считали, и не без основания, вопрос о власти делом сугубо семейным. И те и другие по очереди осаждали покои больной, одолевая ее просьбами и советами. В начале осени государыня объявила, что эти склоки у изголовья ее утомили и что она по совету лекарей решила развлечься – это пойдет ей на пользу лучше всяких аптечных снадобий. Бирону было приказано вызвать в помощь шутов. Хотя Вася числился в списке как запасной, его пригласили первым.

Войдя вслед за фаворитом в опочивальню Ее Величества, он с трудом узнал в этой затерявшейся в глубине кровати исхудалой старухе прежнюю Анну Иоанновну. От некогда тучной царицы остались обрюзглые складки у рта и над веками да пронзительный взгляд. Неподвижные руки, лежавшие поверх одеяла, напоминали руки покойника. Бирон подал знак, что Вася пришел. Царица с трудом приподняла голову, заговорила, почти не размыкая губ.

Быстрый переход