— Обезьяна-да, обезьяна негритянский предок суть, а попугай чем такой злодей? — не понял Сказочник. — Красивая птичка, любоваться можно, а голод наступит-можно и на вертел. Запас, так сказать. Консерва. И, замечу, консерва с красивым оперением.

— Попугай, — Верещагин воздел маузер и выстрелил (порученцы дружно уставились в небо, по которому пронёся, падая, американский самолёт-разведчик, замаскированный под пассажирский лайнер), — глаголяще на человеция языкех, — порученцы перевели взгляды на Верещагина и открыли рты, — и сим поругаша речь людью.

Сам Верещагин тоже слегка обалдел от такой тирады, дёрнул головой и двинулся прочь с пляжа.

— Глаголяще, зато как самокритично глаголяще! Образец смирения, кротости и незлобивости! — продолжал стоять на своем Сказочник.

— Тихо, — буркнул Верещагин. — Зелёнка попёрла, рты на замок, стволы в стороны, уши насторожить.

— Где зеленка? — вытаращился Сказочник.

Пока все. Что будет дальше, я сказать не могу, я, к сожалению, не пророк. Но ничего не обещаю…