Слейд прочитал все журналы полчаса назад и задолго до этого перестал мысленно редактировать статьи. Последние три часа он терпел любопытные взгляды процессии пациенток, в конце концов исчезавших за дверью, которую ему не разрешили открыть. Теперь наконец приемная опустела. Вряд ли на четверть шестого назначен кто-нибудь еще.

     Слейд услышал, как открылась внутренняя дверь, и встал, возвышаясь над вошедшей медсестрой. Той, которая передала его просьбу Шейле. Он взглянул на карточку с именем, прикрепленную к халату, и храбро спросил:

     — Моя очередь, Лайза?

     Что-то в его глазах заставляло забывать о необходимости дышать. Лайза спохватилась и кивнула:

     — Да. Доктор вас сейчас примет.

     — Смелое решение, — загадочно сказал Слейд.

     Он не мог объяснить себе, почему не ушел час назад. Его работа требовала терпения, но он так и не привык проявлять его. Ожидание вызывало у него раздражение. Но любопытство приковало его к стулу.

     У него было три часа, чтобы сосредоточиться на образе, который он помнил, и поразмыслить, соответствует ли этот образ реальной Шейле. Он в этом сомневался, но должен был увидеть своими глазами. Он решил, что должен это им обоим.

     Несколько месяцев назад был момент, когда снайпер убил его проводника и чуть не убил его самого. И в этот момент из всей своей жизни он увидел Шейлу, какой она была тогда на пляже — окутанная лишь лунным светом и его взглядом. Этот образ горел в его мозгу даже посте того, как он достиг убежища.

     Ни одна другая женщина не оказала на него такого сильного и длительного влияния. Надо выяснить, почему: только ли из-за романтичности ситуации, или их связывает нечто большее, чем невероятно страстная ночь.

     Он прошел за медсестрой в самую последнюю комнату.

     — Ага, святая святых.

     Медсестра пробормотала что-то неразборчивое и отступила. Его удивил ее странный взгляд и то, как смотрели на него две других медсестры. Он не может быть первым мужчиной, появившимся здесь, подумал Слейд.

     Он потер рукой шею, зудевшую, как всегда, когда он попадал в неожиданную ситуацию, повернул дверную ручку и вошел.

     Она была в кабинете, сидела за своим столом. Темнеющее синее небо подчеркивало белизну ее халата и блеск белокурых волос. Она сидела, строго сложив перед собой руки, как студентка какого-нибудь частного колледжа, ожидающая прихода учителя.

     Чары снова завладели им. Она была так же прекрасна, какой он ее помнил.

     Еще прекраснее.

     Черт ее побери.

     — Мне нравится ваша приемная, — он кивнул назад, не сводя с нее глаз. Что-то в ней изменилось. Что-то появилось в глазах, понял он. Страх? Вызов? Трудно разобрать. — Вы не любите глубокие кресла?

     Она улыбалась, несмотря на то что чувствовала себя сплошным комком нервов. Он выглядел более загорелым, и волосы его были длиннее, чем в ту ночь. Но воспоминания не лгали, разве что со временем слегка сгладились. Он был еще красивее, чем запомнился ей, хотя это казалось невероятным.

     Она крепче сцепила руки и ответила в том же тоне: бодро, но с некоторым напряжением:

     — Беременным женщинам тяжело выбираться из глубоких кресел, они затягивают, как огромные подтаявшие зефирины.