– Если это так, то на вашем месте я бы перестал рассчитывать на жалость отца, – щурит тёмные глаза и смотрит так, словно ждёт чего то.

В глазах даже потемнело от вспыхнувшей злости. Жалость?! Жалость!! Да мне не нужна его жалость!

– Этот дом по праву должен принадлежать мне! – почти рычу я.

Фоэрт хмыкает.

– Это мне больше нравится, – удовлетворённо приподнимает бровь. – Злость – лучшее оружие в любой схватке. Но, этого, к сожалению, мало. И хочу чтобы вы сами наконец поняли это.

«– О чём он? – хмурюсь»

Пока я ищу ответ, маг отступает, поворачивается к одной из картин, на которой была изображена молодая дева, томно раскинувшаяся под тенью акации, в лёгком струящемся платье, чуть задранном на щиколотке; через полупрозрачную ткань призывно просвечиваются очертания белой груди. Взгляд Фоэрта Кана скользит по утончённым изгибам, выполненным неизвестным мастером, задерживается именно на этом фрагменте.

А меня в очередной раз бросает в жар, будто его взгляд исследует не эту картину, а моё тело. Отворачиваюсь, дышу глубоко и часто.

– Так чем вы занимались, проживая на чужбине? – возвращается к предыдущему вопросу, не отрывая взгляд от полотна. Его голос заполняет весь мой разум, тело становится непослушным.

Он поворачивает голову, и я вновь попадаю в плен этих чёрных омутов, от которых жар начинает бежать по венам ещё быстрее.

Казалось, что он видит меня насквозь. Всю!

«– Боже, Адалин, это было так давно, у тебя уже взрослая дочка, ей четыре года, а я горю так, как будто это было вчера! Было единственный раз, было так незабываемо, восхитительно, безумно горячо и ни один мужчина не прикасался к тебе больше». Говорят, мужчины это чувствуют. И его каверзных вопросов стоит сторонится, как огня. Он не должен узнать правду, узнать меня и понять, что Кери…

Сухо сглатываю.

– Если это так нужно для моего дела, я отвечу на ваши вопросы, а если вас разбирает личное любопытство, поверьте, мой рассказ станет для вас скучнее, чем разглядывание прелестей этой девицы, – киваю в сторону полотна, и отступаю ещё, инстинктивно увеличивая расстояние.

На этом, думала, разговор закончен. Но позади слышаться неспешные шаги. Замираю затаив дыхание, чтобы запах дорогой мужской воды вперемешку с его собственным, не попал внутрь меня, и окончательно не затуманил разум.

Нельзя допускать его так близко. Нельзя! Я боюсь этого, потому что не знаю, что произойдёт в следующим миг. Боюсь, что ждать от него, какие следующие слова. Я боюсь, что он скажет… что помнит меня.

Глава 4

Облизываю пересохшие губы, чувствую, как затылок опаляет его дыхание.

– Я не настолько слеп, чтобы не видеть, – почти шепчет.

Не выдерживаю этого дикого напряжения, резко разворачиваюсь, часто моргаю, когда почти упираюсь в его грудь.

– О чём в вы, господин законник? – с трудом выговариваю слова.

– О вашем страхе, о чём же ещё, – вдруг отвечает с прежней скучающей интонацией, смотря на меня сверху, – о страхе остаться на улице, об ускользающей надежде дать своей дочери лучшее будущее. В вашей ситуации женщины обычно не скупятся на эмоции и душераздирающие речи, а из вас каждое слово приходится вытягивать. И да, это полностью относится к делу.

Не успев осмыслить его слова, шум позади заставляет меня торопливо отступить.

В холл почти ураганом влетела Магрит, её яростный взгляд обжигает кипятком. Она проносится смерчем, игнорируя господина Кана, едва не сбивает меня с ног.

– Ах ты, мерзавка! – рявкает. – Посмела вновь явиться, я тебя кажется предупреждала не появляться в моём доме! – зло прошипела в лицо.

– Госпожа Магрит Ридвон, – голос Фоэрта Кана ударяет, как гром среди грозовых туч.