Раймонд шмыгнул в дверь, сбив с ног притихшую служанку. Бедолага ударилась о косяк двери, услышав ответ грубое ругательство этого хлыща.

– Раз вы уже здесь, господин законник, – Магрит идёт к комоду, открывает, верхний ящик и вынимает лист бумаги, возвращается и протягивает Фоэрту Кану. – Вот, я требую, чтобы эта… возместила денежные средства моему сыну за причинённые увечья.

Фоэрт бросает на меня взгляд, от которого у меня начинают потеть ладони. Берёт документ и начинает его изучать. Я, переминаясь с ноги на ногу, пытаюсь понять по его лицу хоть что то, но не выходит. У него совершенно отстраненный, непроницаемый и холодный взгляд.

Заканчивает читать и поднимает свои темные глаза на мачеху.

– Ушиб на колене вашего сына?

– Именно, – уверенно вздёргивает подбородок.

– Его ударила леди?

Магрит кривится.

– Какая разница?!

– Кери ещё ребёнок! – не выдерживаю я, теряя самообладание.

Казалось Фоэрт на миг окаменел, а потом сжал пальцы, скомкав бумагу в кулаке.

– Что вы делаете?! Да как вы смеете! Я буду жаловаться на вас!

Заявление падает на пол.

– Ваша претензия не может быть исполнена в отношении ребёнка, – холодно отвечает законник. – А вот вам придётся выплатить госпоже компенсацию за клевету, а заодно зайдите в управление и пожалуйтесь на меня.

Магрит раскрывала и закрывала рот, как выброшенная из воды рыба.

На последние его слова так и не нашлась что ответить.

Наши взгляды с Фоэртом многозначительно встретились.

У меня внутри всё плещется от ликования, понимаю, что смотрю на господина мага с восхищением и тут же себя останавливаю. Он просто исполняет свою работу. Только… Но работу, которую мог бы не выполнять.

– Что тут происходит?! – раздаётся тяжёлый громкий бас.

Я стискиваю пальцы в кулаки и призываю всю свою стойкость.

По мере того, как мой отец спускается с лестницы, сердце болезненно сжимается. Как же он изменился за эти пять лет: густая шевелюра поседела, тело ссутулилось, только глаза были все те же – холодные и проницательные. Он смерил меня взглядом с головы до ног, затем, прищурившись, спросил:

– Ты что здесь делаешь?

Я растерялась.

– Вернулась домой, – говорю очевидное, но вдруг стало нехорошо от его железного тона.

– Зачем?

– Гастор! – взвизгнула Магрит, – объясни своей дочери наконец, что здесь ей не рады, а то похоже она забыла, что такое уважение, – Магрит встала рядом с Раймондом, вид которого становился всё больше напуганным.

Я бросила короткий взгляд на Кана. Он кивнул, дав знак, что можно говорить, хотя его взгляд был неодобрительным.

Я шагнула к отцу.

– Папа, что происходит? Я …

– Я же тебе говорил! – оборвал на полуслове отец. – Если уедешь, то назад дороги не будет!

– Папа…

– Ты наплевала на моё решение, спуталась с каким то мерзавцем, родила внебрачного ребёнка, растоптала нашу честь и покинула дом, которого у тебя больше нет. Ты наплевала на своего родителя. Я желал тебе лучшей участи, а теперь чего ты хочешь? Зачем приехала?

Меня затрясло, а сердце покрылось льдом. Воздуха стало резко не хватать. Слышать такое было больно.

– Приехала позориться? И позорить меня, – цедил он со злобой сквозь зубы. – Вот что я тебе скажу – возвращайся туда, откуда приехала и не показывайся мне больше на глаза. Я не хочу тебя больше знать. Ты мне больше не дочь.

Мои губы дрогнули. Я поджала их, понимая, что теряю самообладание. Не могу поверить. Но, между нами, неизбежно выросла огромная стена отчуждения.