Когда я прохожу таможенный и иммиграционный контроль, мне всегда кажется, что очередь моя оказывается самой медленной, агент самым мрачным или подозрительным, так было и на сей раз. Машина моя дюйм за дюймом ползла вперед, несколько автомобилей передо мной отогнали в сторонку, и я приходила во все большее и большее волнение. Я даже подумала, не перебраться ли в другую очередь, однако решила, что таким образом привлеку к себе внимание. Потом я принялась продумывать объяснения того, как проклятая вещь попала в мой багажник. Окажется ли мое имя в полицейских компьютерах, учитывая, что именно я обращалась за помощью, обнаружив тело Годара? Но самое худшее, известно ли им, что гидрия принадлежала покойному, и не подумают ли они, что я украла ее или, избави Господи, столкнула его в подвал, когда он застал меня за кражей?

Я подала свой паспорт трясущимися руками, и, заметив это, охранник приказал мне отъехать в сторонку. Из здания службы появилась свирепого вида женщина и потребовала, чтобы я открыла багажник. Я нажала на кнопку и стала рядом с машиной, пытаясь всем видом своим показать, что мне абсолютно все равно, куда она смотрит. Чудесным образом, через пару секунд, потыкав пальцем в чемодан и даже потянув за покрывало, она захлопнула багажник и дала мне знак отъезжать. Возможно, она решила, что лицо настолько не наделенное вкусом, чтобы покупать покрывало подобного цвета, не способно иметь предмет, достойный нелегального вывоза. Отъехав пару миль по шоссе, я остановилась, и меня вырвало на обочину.

Добравшись до Вольтерры, города, возле которого располагалась вилла Лейка, я ощущала себя едва ли лучше. Лейк распорядился, чтобы я остановилась в другой гостинице, конечно же, очаровательной, хотя состояние духа не позволяло мне оценить это, и, как обычно, дорогой.

На дорогу у меня ушел целый день и часть вечера, однако, невзирая на усталость, я распаковала гидрию с химерой сразу же, как только очутилась в своем номере, сняла с лампы абажур, чтобы не мешал, и погрузилась в созерцание.

Сосуд был невероятно прекрасен, он восхитил меня в большей степени, чем когда я видела его в полумраке шато Годара. Сама сцена убийства Беллерофонтом химеры была выписана с истинным блеском, горловину и основание украшали завитки. Мне нравилось само прикосновение к этому сосуду, его гладкая, идеально отшлифованная поверхность, вес и баланс, факторы, которыми большинству из нас не доводится испытать, поскольку подобные древности хранятся за музейным стеклом. Гидрия находилась в идеальном состоянии, на ней не было ни трещинки, ни следов ремонта; она была настолько хороша, что я даже заподозрила, что имею дело с подделкой. Однако звонок в свой магазин позволил мне разувериться в этом мнении.

— Привет, Лара, — проговорил Клайв. — Наслаждаешься маленьким отпуском?

— Здесь просто чудесно, — заверила я Клайва и спросила: — Нет ли у тебя под рукой интерполовского компакт-диска?

— Он где-то здесь, — сказал он. — А что тебя интересует?

— Хочу кое-что проверить, — ответила я. — Поэтому сделай мне одолжение и загрузи его, ладно?

— Итак, — проговорил он пару минут спустя. — Что же я должен искать?

— Гидрию, — проговорила я. — Этрусскую. С изображением Беллерофонта и химеры.