– Стены растут! – вдруг заорал диким голосом Харр по‑Харрада. Спасайтесь, пока они не закрыли все солнце!

– Успокойся, гость мой, – стараясь скрыть усмешку, проговорила принцесса. – У нас солнце прячется каждый раз, когда мы собираемся отойти ко сну и…

Она осеклась и едва по‑детски не прыснула: чернокожий певец выбрал‑таки себе наряд по вкусу. Вероятно, этот малиновый халат с нежнейшей опушкой персикового цвета когда‑то принадлежал Тарите‑Мур, и сейчас он едва‑едва сходился у тихрианина на пупе, оставляя обнаженной могучую грудь, на которой лишь изредка поблескивали бусинки хрустального транслейтора, прячась в угольно‑черных завитках волос. Харр зябко ежился, стараясь стянуть отвороты не вполне уместного здесь пеньюара – розовый пух жалкими клочками выпархивал из‑под пугливо подрагивающих пальцев.

– Снег! – снова заорал он. – Разводите костры, сейчас пойдет снег, если исчезнет солнце…

Он бросился к куче одежд и принялся судорожно разбрасывать камзолы и штаны, прежде чем нашел подходящий плащ; к чести его будет сказано, что прежде всего он вернулся к принцессе и бесцеремонно, даже несколько грубовато закутал ее с ног до головы – сделал это он подозрительно умело.

– Ступай в дом и сиди там, пока я огня не спроворю, – велел он безапелляционным топом. – Эй, где тут разжиться дровишками?

Флейж помирал от беззвучного хохота, благо дамский капот с торчащими из‑под него громадными сапожищами очень к тому располагали; Сорк хмурился, но молчал, ибо первое слово принадлежало принцессе, которая была растрогана до такой степени, что не находила ни нужных слов, ни подходящего топа. С ней обращались как с девочкой…

– Слушай, ты, гусь, – не выдержал наконец Флейж, – умерь свой пыл. Снег тут выпадет не раньше чем через половину преджизни, если по‑вашему. Так что угомонись, пока ты меня заикой не сделал.

Харр недоверчиво поглядел на него, потом на принцессу; все еще сомневаясь, он запрокинул голову, всматриваясь в быстро темнеющее небо. Первая вечерняя луна между тем всплыла над восточной стеной и теперь, положив свой голубоватый округлый подбородок на каменную кромку, заглядывала в долину, словно дивясь нежданным гостям.

Лицо Харра побледнело – то ли от лунного отсвета, то ли от смертельного ужаса. Он вскинул руки, заслоняя собой принцессу от лунного света.

– Призрак солнца… – прошептал он, и этот шепот был страшнее давешнего крика. – Если его мертвый взор упадет на тебя, то все тепло твоей души…

– Милый Харр, – сказала мона Сэниа, легким прикосновением опуская его воздетые руки. – Это всего лишь первая луна, и мы видим ее ежевечерне. Не сомневаюсь, что твои сказания о призраках солнца весьма поэтичны, но сейчас настало время вечерней трапезы.

– Милостивая моя госпожа, – живо откликнулся Флейж, – пока мы не обзавелись тут кухонными сервами и всеми причиндалами для стряпни, не позволишь ли обратиться к Эрму, чтобы он прислал чего‑нибудь, что сыщется в замковой поварне?

– Позволю, позволю. Мог бы и сам догадаться.

Флейж исчез с быстротой падающей молнии, и через секунду его голос уже доносился из шатрового корабля. Да, кстати о молниях, подумала мона Сэниа.

– Гуен! – крикнула она.