– Могу перенести тебя на другую дорогу, если трусишь. Прикинешься всемогущим – сойдет. Отрастишь на каком‑нибудь баране шерсть до земли…
– А кто тебя живой водой напоил, забыла? – взвыл шаман.
– Ну так что тебе?
– Амулет! Амулет, молнии мечущий! Только чтоб никто не знал.
– Не давай, – спокойно проговорила Паянна. – Со страху своих перешибет.
– Естественно. Вот возьми другой, огонь рождающий.
Шаман боязливо принял легкую золотистую безделушку с колдовскими рунами вдоль боковой стеночки. Если бы он был сведущ в земном языке, то прочитал бы загадочные буквы: ВАСИ. Волшебные руны означали, что зажигалка изготовлена умельцами‑раритетчиками из Валдайской Артели Скобяных Изделий.
– Я уже сказала, что мои воины будут время от времени за вами приглядывать, если что – очутишься на другой Дороге.
– Хорошо б на Морскую, погреть кости на бережку… – мечтательно проблеял шаман.
– Он еще привередничает! – фыркнула Паянна.
Было в ее выжидательной позе что‑то такое, что заставляло мону Сэниа предполагать, что тихрианка ждет, когда с сибилловыми капризами будет покончено, чтобы перекинуться с ней парой слов наедине. Поэтому она представила себе самую большую из всех подушек, валяющихся на полу княжеской палатки, и без лишних объяснений отправила сибиллу прямо туда. Исчезновение шамана не произвело на женщину ни малейшего впечатления – она продолжала сохранять невозмутимость эбеновой статуи.
– Говори, – по‑королевски бросила джасперянка.
– Князя убьют, – непререкаемость тона граничила с равнодушием.
– Что, и тебя спасать в этом случае?
– Нет. Ты – белокожая сибилла, ты все можешь. Достань живой воды.
– О, древние боги! И как это я сама не догадалась… – естественное недоверие одной незнакомой женщины к другой вспыхнуло у нее совершенно закономерно. – Значит, достать живую воду… и отдать тебе?
– Не стоит – у нас ведь не только каждое слово услышат, по и каждую нитку пересчитают. Могут украсть. Так что отдай этому трухлявому, его за дурачка держат, обыскивать не будут.
– Хм. Что ж ты не посоветуешь князю призвать к себе сибиллу посмышленее?
– Да какого? На нашей дороге настоящий всего один, да и тот еще не в летах; остальные липовые.
И снова возникла пауза, словно чернокожая женщина не решалась о чем‑то попросить.
– Ты говори уж все, Паянна; неизвестно, когда мы еще встретимся!
Тихрианка набрала побольше воздуха и задержала дыхание, точно собиралась броситься в воду. Потом решительно тряхнула головой:
– Хорошо. Слушай, белокожая сибилла: ты всемогуща, ты прилетаешь и исчезаешь, так что ты можешь не опасаться неудачи. Так сделай доброе дело: уничтожь всех анделисов на нашей дороге!
Мона Сэниа отшатнулась от нее – так велико было ее изумление:
– Но вы же… вы же молитесь на них?
Шквальный ветер взметнул черное одеяние, и оно жестко захлопало вокруг столпообразных ног тихрианки, прямо‑таки ошеломляющих своей величиной. В то же время княжеский плащ, согревавший плечи моны Сэниа, оставался неподвижным, словно какая‑то сила заслоняла принцессу от лютости надвигающейся зимы.
Она почувствовала это и беспокойно оглянулась.
– Здесь их нет, не бойся, – угадала ее мысли тихрианка. – Эти твари теплолюбивы. И крутятся там, где люди.
– Но они воскресили твоего Рахихорда, – неуверенно продолжала мона Сэниа, с изумлением отдавая себе отчет в том, что она, собственно, защищает крэгов.
– Да, временами они это делают. |