О неслыханные знаки милости! Что‑то серьезное мне предстоит! — Над чем трудишься? — спросил Абакумов. — Да есть одна разработочка интересная, товарищ генерал‑полковник, — начал я осторожно: мне надо было очень аккуратно прощупать его отношение к делу врачей, пропальпировать его планы.
— Человечек некий сигнализирует мне, что евреи наши зашевелились… Абакумов засмеялся:
— Евреи всегда шевелятся. Профессия у них такая… А чего хотят?
— Пустяков: государственности. Своей республики.
— Так у них же есть?! — удивился Абакумов. — Мы ведь им в Биробиджане нарезали область! — Говорят они, что очень далеко и очень холодно. Хотят в Крыму… — Что‑о? — рассердился Абакумов. — В Крыму — вместо выселенных татар. Туда, дескать, можно будет легко собрать всех евреев страны и учредить семнадцаую союзную республику. — А палкой по жопе они не хотят? — спросил меня Абакумов так грозно, словно ходатаем за создание Еврейской союзной социалистической республики со столицей в Севастополе выступал именно я. ‑Наверное, не хотят, смирно ответил я и добавил:
— Но дать крепко придется. — А кто там да кто?… — Большинство почему‑то врачи, медицинские профессора. Несколько литераторов. Какие‑то инженеры…
Конечно, я не был ходатаем за создание Еврейской республики. Я был просто создателем этой воображаемой страны. Она мне была нужна как постамент под мой художественный шедевр — заговор врачей с целью убийства Великого Пахана.
Поэтому я велел своему агенту, журналисту‑осведомителю Рувиму Заславскому, распространить идею Еврейской республики в Крыму среди жидоинтеллигентов, поясняя, что эта идея, мол, исходит от властей. Мол, во‑первых, из дипломатических соображений, во‑вторых, с целью противовеса сионистскому влиянию Израиля и, в‑третьих, для окончательного успешного решения еврейского вопроса — власти заинтересованы в создании процветающей республики евреев в Крыму. И надо, чтобы представительная группа видных евреев обратилась с соответствующей просьбой к Пахану. А он, мол, конечно, разрешит, тем более что шикарный полуостров — можно сказать, сплошной курорт — после изгнания оттуда предательской татарвы совершенно пустует. Среди евреев, как это ни удивительно, тоже дурачья немало. И несколько таких еврейских недоумков сразу же купились, увлеклись, размечтались. А увлекшись, помчались, как наскипидаренные, к своему главному фактотуму пред лицом Пахановым Ч Мудрецу Соломоновичу Эренбургу. Ну, а этот смрадюга, меня не дурее, выслушал их, прочитал уже составленное письмо на Высочайшее Паханово Имя и молвил:
— Вы хотите гетто? Вы его получите. Но не в Крыму, а много северо‑восточнее… Но радетелей еврейской государственности не остудил.
— Значит, охота, говоришь, евреям перебраться к теплым морям? — спросил Абакумов и поцокал языком. Зазвонил на столе телефонный аппарат, слоново‑белый, с золотым гербом на диске. — Абакумов слушает! — и сразу даже привстал от усердия. — Слушаю, Лаврентий Палыч, слушаю!… Есть!… Да, конечно… Так точно!… Незамедлительно распоряжусь… Слушаюсь…
Безусловно, сделаю… Виноват… Люди подводят иногда… Все выполню лично… Есть… Трубка буркотела, клубилась взрывами кавказского гортанного матюжка, искрилась вспышками верховного гнева Лаврентия. И вдруг Абакумов, не обращая на меня внимания — забыл он обо мне или доверял так? — сказал со слезой:
— Лаврентий Палыч, дорогой, вы же знаете, что эта сука Крутовапов каждый мой шаг караулит, крови моей, как ворон, жаждет… На нашу голову его свояк ко мне подсадил… Помолчал, вслушиваясь в телефонные ебуки своего покровителя, сказал:
— Конечно, постараюсь изо всех сил… Слушаюсь…
Завтра доложу… Положил на рычаг трубку, налил дрожащей рукой себе коньяку, обо мне забыл, хлопнул, не закусывая шоколадом «Серебряный ярлык». |