Изменить размер шрифта - +
Из приближенных я рукополагался в посвященные. Это была удивительная хиротония — под выкрики клоунов, в цирковом зловонии, в лязге устанавливаемых на опилках решеток, в скачущем темпе циркового марша, под возвещение инспектора манежа: «Ирина‑а Бугримова‑а с дрессированными‑и хи‑ищниками‑и!»… Абакумов невесело чокнулся со мной:

— В трудное время живем, брат Паша… Отвернулся от меня, с интересом понаблюдал, как дрессировщица лавирует между львами и тиграми, скачущими по тумбам, заметил рассеянно:

— Дреесировщику главное — спину зверью не показывать… Это есть, Пашка, вечный принцип нашей жизни: оглянись вокруг себя — не гребет ли кто тебя… Я подхалимски подсунулся:

— Виктор Семеныч, я ведь на вашу широкую спину надеюсь.

— Зря, — махнул он рукой. — Дом у нас огромный, и никто в нем тебе не поможет, а насрать хочет каждый… Это уж у нас правило такое: убиваем мы вместе, а умираем все врозь…

 

АУДИ, ВИДЕ, СИЛЕ…

 

Виктор Семеныч! Да что с вами со всеми?! Неужели у всех действительно память напрочь отшибло? Да напрягитесь вы, припомните! Припомните, как вы спросили меня рассеянно‑доброжелательно:

— А как личная‑то жизнь у тебя?… Напрягся я весь, и сердце тревожно заныло, как под швом незажившая рана, а сказал я небрежно, весело:

— Да ничего, устраиваюсь! Как‑никак баб в стране на восемь миллионов больше, чем нас, грешных…

— Ну‑у? — удивился Абакумов. — А мне‑то показалось, что тебе из всех этих мильенов только одна и пришлась по сердцу…

С треском разлетелись швы на тайной моей ране, глубоко упрятанной, мозжащей, незарастающей, как трофическая язва. И страх полоснул холодом. Знает! Рука непроизвольно легла на карман кителя, где всегда лежал загодя приготовленный лист с грифом: «СЕКРЕТНО. ЛИЧНО 261 МИНИСТРУ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ СССР ГЕНЕРАЛ‑ПОЛКОВНИКУ АБАКУМОВУ В. С.». — Да ведь с бабами сроду не угадаешь, которой попадешь под ярем! — все еще шутя, как бы посмеиваясь, пытался я отпихнуться. — Это‑то верно, — охотно подтвердил министр. — И что — сладкий ярем у твоей евреечки?… Знает. И ведь тоже — ни гуту! Пока не посчитал, что пора. Пора.

 

***

 

РАПОРТ «Настоящим докладываю Вам, что некоторое время назад я вступил в интимную связь с гр‑кой ЛУРЬЕ Р. Л. Отец упомянутой гр‑ки — бывший профессор ЛУРЬЕ Л. С. арестован органами госбезопасности по подозрению во вредительской контрреволюционной деятельности, но вина его не доказана в связи с тем, что он скоропостижно скончался от сердечной недостаточности во время следствия…»

 

***

 

— Чего молчишь, Пашуня? — ухмылялся Абакумов, но я видел, как его беловзорое лицо наливалось холодной жестокостью. — Или еще не разобрался?.

 

***

 

«… однако считаю, что допустил в известной мере потерю бдительности, и готов любой ценой искупить свое упущение перед Коммунистической партией и органами государственной безопасности. Старший оперуполномоченный по особо важным поручениям подполковник ХВАТКИН П. Е.».

 

***

 

Неловкими цепенеющими пальцами отогнул клапан кармана кителя, достал рапорт и протянул Абакумову. Министр аккуратно расправил сложенный лист, разгладил его на красноплюшевом барьере ложи и, картинно воздев правую бровь, принялся за чтение. А на манеже озверевшие от страха хищники прыгали сквозь горящие обручи, с треском пробивали напуганными усатыми харями бумажные круги, хлестал с визгом бич, горлово покрикивала дрессировщица и пулеметом бил в висок барабанный брэк.

Быстрый переход