— Бди!

Распахнул дверцу мерседесовскую, тяжелую, лакированную, бесшумную, бросил свою измученную похмельем плоть на упруго‑тугие подушки сиденья, посмотрел в ехидную морду Магнуста и сказал ему деликитно:

— Здравствуй, сынок дорогой!

Как у вас говорится — гут шабэс! А у нас есть песня такая: «Сегодня мой родной Абраша — выходной, сегодня я иду к нему домой…» Магнуст покачал головой, вздрогнули‑звякнули его цепочки и бряцальца:

— Нет, сегодня вы еще не идете ко мне домой. Рано… Вы еще не готовы… Машина сыто, басовито рявкнула мотором, помчалась по грязному, расплеванному слякотью проезду, вспарывая с сиплым сипением густые снеговые лужи. — Ну, не готов так не готов, — смиренно развел я руками. — А если не секрет, поделись, Магнустик, сокровенным: когда, интересно знать, удостоюсь я вашего сердечного, широкого, традиционного иудейского гостеприимства? Магнуст проскочил на красный свет, вывернул на Ленинградское шоссе, погнал в сторону центра. Он вздыхал, цокал языком, мотал башкой, будто сам с собой советовался, решение важное принимал, пока наконец не надумал:

— Когда я получу от вас аффидевит…

— Господи, это еще что такое? — переполошился я.

Магнуст, не отрывая взгляда от дороги, скосил на меня зрачок, дрогнул змеистой губой:

— Я помню, что вы учились на медные деньги. Но думаю, что как профессор права вы прекрасно знаете: аффидевит — заверенный документ, официальное свидетельство, имеющее силу судебного доказательства… — А‑а‑а, вон оно что! — вздохнул я облегченно, прикрыл глаза в похмельной истоме и, подремав одно мгновение, спросил тихо:

— А судить‑то кого собираетесь? — Вас лично, обстоятельства и время! — отчеканил Магнуст, будто из пистолета над ухом шмальнул.

— Снова‑здорово! — устало вздохнул я. — Вот навязался ты на мою голову! Дался тебе я со своими ничтожными делишками…

Машина вписалась в плавный поворот перед Красной площадью, миновала Манеж, оставила олеворучь зубчатый багровый булыжник Кремля, легко взлетела на Каменный мост. Магнуст молчал и грязно‑русофобски ухмылялся. Вот уж воистину — дал мне дьявол послушание! — Слышь, сынок, а ты меня приглашал прогуляться — так и будем в машине моцион принимать? — поинтересовался я. — Нет, не будем, — успокоил Магнуст. — Мы погуляем на воздухе. Мы с вами на дачу едем… В санаторий, так сказать… «Мерседес» гнал в сторону кольцевой дороги по Калужскому шоссе. — Да‑а, это замечательно! Мне нужен воздух.

Здоровья нет совсем. Старость, сынок, не радость. Ты молодой, здоровый, ты этого пока не понимаешь. А когда человек — вот как я — на пороге своего биологического ухода, распада тканей, гниения плоти, испарения духа — это тогда тяжело… Магнуст сочувственно вздохнул:

— При таком самочувствии вам будет легче принять неизбежное… — Ой, Магнустик, ты о чем это? — притворно всполошился я. — Никак ты меня убивать собрался? Смешно, как все возвращается на круги своя — тысячу лет назад точно так же я вез в машине своего агента‑ювелира. Но в отличие от агента Дыма я не боялся, что Магнуст меня застрелит или утопит. Дело в том, что мне надо было, чтобы агент Замошкин замолчал навсегда, а Магнуст хотел, чтобы я разговорился во всю мочь памяти.