— Пресвятая Богородица, — шептала она, сложив руки, — мне так страшно; я должна немедленно уйти отсюда; но как я найду дорогу через все эти залы?.. Страшно!.. Не позвать ли на помощь?..

Тогда отворилась высокая дверь, ведущая из Oeil de boeuf в спальню Людовика XIV, в дверях появилась тень сладострастного короля, чтобы заманить прелестное существо, привезенное Бачиоки, в роскошный покой, изобилующий потайными дверями, мягкими оттоманками, прекрасными картинами и статуями.

Долорес слегка вскрикнула, но приблизилась к отворившейся двери, вообразив, что это вернулся государственный казначей.

— Пощадите меня, я не хочу здесь оставаться; выведите меня отсюда, эта обстановка душит меня.

С этими словами Долорес приблизилась к стоявшему и внезапно вскрикнула: — Император!

— Не бойтесь, сеньора, — сказал Людовик Наполеон, протягивая Руку Долорес, чтобы ввести ее в комнату, из которой вышел, — будьте добры, идите за мной. Я пригласил вас сюда для того, чтобы сообщить вам приятную для вас новость!

— Какая неожиданность, я и не предчувствовала такого счастья, ваше величество, — бормотала Долорес.

— Я виноват перед вами, — сказал Людовик Наполеон тихим и мягким голосом, вводя дрожащую Долорес в слабо освещенную спальню.

В это время ко дворцу подъехал экипаж с обитыми резиной колесами, так что они не производил никакого стука; он остановился у бокового подъезда дворца. Лейб-егерь открыл дверцу; из экипажа вышли две дамы, закутанные в плащи. Одна из них, одетая в черное, быстро подошла к запертой двери, держа ключ от нее в своей маленькой ручке. Около этой двери не было ни одного слуги; через боковые коридоры можно было пройти отсюда в комнату Oeil de boeuf и к потайной двери в спальню Людовика XIV, который часто прибегал к этому ходу, чтобы незаметно покидать замок.

Отворив дверь, женщина, одетая в черное, пропустила в нее сначала свою спутницу, отличавшуюся высоким ростом и горделивой осанкой, а потом вошла сама.

Егерь остался у подъезда.

— Не знаю, чем я заслужила эту милость, — сказала Долорес, входя с императором в обширный покой, наполненный благоуханием.

— Вы сейчас все узнаете, — отвечал любезно Людовик Наполеон, подводя Долорес к одному из диванов. — Садитесь! Я желаю сам передать вам известие, настолько приятное, что вы не раскаетесь в том, что приехали сюда.

— Я очень смущена, государь, если кто-нибудь придет…

— Никто нам не помешает, сеньора, никто не знает об этом! Император еще раз пригласил Долорес сесть на диван.

— Ваше милостивое внимание, государь, поражает меня, не знаю, чем я его заслужила…

— Вашей красотой, вашим умом и благотворительностью. О, я знаю вас уже несколько месяцев и наконец имею случай видеть вас так близко!

Людовик Наполеон сел на диван около Долорес.

— Я очень встревожена, ваше величество, — известие…

— Известие о генерале Агуадо! Не успокоило ли вас это имя? Не разгонит ли оно облако заботы с вашего очаровательного лица?

Долорес сложила руки.

— Я буду счастлива услышать известие об Олимпио, которое вам угодно будет сообщить мне, — сказала она, опустив глаза.

— Счастливец! Вы очень его любите?

— Я живу только для него, государь.

— Я бы желал быть на его месте, хотя бы только на один час! Видите, и император имеет еще желания! Генерал Агуадо отличился в сражении при Альме, и я желал доказать ему свою благосклонность!

— О, как вы милостивы и добры, государь! — сказала Долорес голосом, полным горячей признательности.