– Бабуль, – Нике не давал покоя еще один вопрос, – а где у нас в Кувандыке аэродром? Мальчишки говорят, что самолеты только в Оренбурге летают.

– Слушай ты больше этих мальчиков, – поцеловала ее бабушка. – У нас тут на каждом шагу аэродромы, только они все засекречены и замаскированы. Чтобы шпионы не догадались.

Умела все-таки бабуля объяснять! Учительница, ничего не скажешь. Опыт. Про шпионов Ника сразу все поняла. Конечно, им только дай волю!

Собственно, на этом ее фамильные изыскания и прекратились. Может, зов родной крови звучал в Нике слабовато, может, отцы школьных подруг виноваты. Ну не вызывали они у девочки горячего желания иметь такого же! Лучше уж пусть отец-герой, хоть и без фамилии, чем как у Катьки или Светки. Напьются да храпят у калитки, перепрыгивать через них приходится.

Родную мать за двадцать шесть лет жизни Ника наблюдала от силы раза четыре. Та жила давным-давно где-то под Ташкентом, выскочив замуж за какого-то знатного хлопковода, с которым нажила шестерых детей, и первую дочь, Веронику, вспоминала только по праздникам, к которым регулярно присылала поздравительные открытки.

Никина бабушка работала учительницей младших классов, и, хотя ей клонилось уже к семидесяти, бабуля была еще в полной силе и строгости. Она-то и воспитала Нику такой изысканной, утонченной, чувствительной к красоте во всех ее проявлениях. Она же заставила внучку поступить в недалекий, полтора часа езды, педагогический институт, который Ника легко, будто играючи, окончила, получив диплом, как и положено в правильной династии, учительницы начальных классов.

Она даже в школе успела поработать почти пять лет, пока вдруг поняла, что педагогика – не ее призвание. Детишек Ника очень любила, да так и не научилась быть с ними строгой и ставить заслуженные двойки. Поэтому уже первый ее выпуск, блистательно перешедший в четвертый класс исключительно с пятерками и четверками, показал, что некоторые детки плохо пишут, некоторые – еще хуже читают, а один мальчик, славный белокудрый Артурчик, даже не умел считать до ста…

Именно тогда у Вероники с директором школы состоялся принципиальный разговор, после которого она твердо решила в корне изменить свою жизнь.

– Вероника Владиславовна, – строго и назидательно начала директриса, – мне необходимо серьезно с вами поговорить.

Ника вполне представляла, о чем разговор, потому что на вчерашнем педсовете заполошная новенькая, которая вела только что выпущенный Никой класс, орала во всю Ивановскую, что она не понимает, как можно ТАК учить детей.

– Бабаев с четверкой по математике не знает таблицу умножения! Мокина до сих пор читает по слогам! А по чтению у нее – пять! Тюльпанов слово «мама» пишет пять минут!

Ника внимательно слушала претензии коллеги и про себя думала: хорошо, что тот самый Артурчик сейчас уехал с родителями в Астану, а то бы новенькую точно паралич разбил! Артурчик не только до ста не считает, а еще и буквы не все знает. Но ведь ребенка понять надо! Помогает родителям в поте лица. Летом как взрослый растит с ними лук и дыни, а зимой стоит на рынке, торгует. Когда ему учиться? А парнишка такой славный! Добрый, веселый, работящий! Кто в классе летом все парты покрасил? Артурчик! Кто подоконник, хулиганами из пятого класса подожженный, зашпаклевал? Снова Артурчик. А она, педагог, будет к мелочам цепляться? Да когда понадобится, он и считать без калькулятора научится, и буквы выучит. Жизнь заставит! А потом, Артурчик – самый красивый мальчик во всей параллели, что же позорить его перед девочками?

Все это Ника и изложила директрисе. А попутно ознакомила ее со своими критическими взглядами на систему современного школьного воспитания, которая убивает в детишках тягу к доброте и прекрасному.

– Вероника Владиславовна, а это правда, что вы уроки труда проводили каждый день вместо основных общеобразовательных предметов? – как-то недоверчиво уточнила директриса.