— Что вы хотите, мы живем в крайне реалистическую эпоху. Проявите жалость к тем, кто «не питает никаких иллюзий», сделайте вид, что не замечаете их…
Он лег рядом с ней на дорогу.
— Жан! Это попадет в газеты, и вас отзовут…
— Ни в коем случае. Я еще верю в страну, которую представляю, а это не только Декарт и Паскаль — это еще и «Не презирай любовь! Живи, лови мгновенья…».
— Да, «Ронсар меня воспел в былые времена…». Ma утверждает, что спала и с Ронсаром.
— Ну да, она всегда черпала поэзию из первоисточника.
— Замолчите! Это возмутительно.
Они растянулись на асфальте, держась за руки и глядя в небо кисти Тьеполо.
— Мы слишком часто говорим о Ма, — сказала она. — Мы никогда не остаемся одни…
— Так и надо. Мы здесь по ее воле.
— Мне немножко стыдно, что я ее предаю. Она видит во мне верную сообщницу, которая ненавидит вас и хочет погубить…
— У вас это отлично получается.
— Что? Я вас гублю?
— От меня не так много осталось, Эрика. Еще одно небольшое усилие, и во дворце Фарнезе больше не будет французского посла. Как чудесно. Мне так давно хочется сбежать… Благодаря вам я почти готов на это решиться. Иногда мне кажется, что я уже существую только в чьих-то мечтах…
— Я мечтаю о вас, милый посол, даже когда я с вами…
— Продолжайте, Эрика. Придумайте меня хорошенько, со всем вашим талантом. Я не знаю, где еще так хорошо живется, как в женских мечтах. Для мужчины это единственный способ полностью реализоваться. Без этого он только набросок, неудачная попытка, смутное стремление, неотвязная ностальгия по истинному рождению. Жить в мечтах женщины — значит наконец-то быть созданным, воплощенным… Великая любовь — это две мечты, которые встречаются и во взаимном согласии до конца избавляются от реальности. Так и получаются чудесные пары, которые вместе стареют, — мужчина и женщина, живущие бок о бок, не прекращая друг друга выдумывать и оставаясь верны своему произведению искусства, вопреки всем ловушкам «того, как есть на самом деле»… В том, что не стремится к воображаемому, нет ничего человеческого. Мужчина не может предать женщину, не предав самого себя, то есть творца в себе: сменить любовника, сменить любовницу — это всегда делается от недостатка воображения…
— Тем не менее вы бросили мою мать…
— Да, я был молод, у меня не было никакого жизненного опыта — и я верил в реализм… Мне не хватило таланта придумать Мальвину. Я видел ее такой, какой она была — «хозяйкой замка». Я был посредственностью. Знаете, иногда талант приходит только с опытом…
— А я? Меня вы действительно можете выдумать?
— Вы не лежали бы здесь, на этой дороге, в этом платье, не будь я способен создать вас так, как умеют создавать лишь те, кто любит женщину со всей силой своего одиночества…
Она больше не улыбалась. В ее взгляде была серьезность тех кратких и бесконечных мгновений, которыми Время запасается мимоходом, но с которыми ни один камень не сравнится в долгожительстве.
— О, Жан…
В их сторону быстро направлялся грузовик, но, не доезжая, остановился. Рядом с шофером сидел мэр Сполето, коммунист, он бросил презрительный взгляд на чудно одетого посла Франции, простертого на дороге, который говорил о любви, обращаясь к небу.
— Все насквозь прогнили, — сказал он. — Эксцентричность — последнее прибежище буржуазных страусов… Народ страдает, а у них все карнавалы… праздники… dolce vita. |