|
Штольц счел такое начало многообещающим, разразился гневом, сказал о дерзости, диверсии и провокации, и, в конце концов, сам не зная, почему, несчастный Сопля пообещал заставить солнце светить, запретить снегу падать и, в порыве рвения, даже предложил лично остановить ветер и выдать его герру гауптману связанным по рукам и ногам. Будучи классным стратегом, Штольц быстро воспользовался этим первоначальным успехом, и полчаса спустя два немецких солдата отнесли в дом Сопли мешок со ста килограммами картошки. В восемь часов, когда на улице затвердел снег, из темноты вышел немецкий патруль. Солдаты шагали в ногу. Снег скрипел у них под сапогами, и Сопля, бежавший впереди, прижимаясь к стенам домов, и не успевший даже попробовать картошки, которую сейчас отрабатывал, с удивлением обнаружил, что точно такой же звук издают жующие челюсти. Он думал только об одном: поскорее закончить работу, вернуться домой и съесть целую тарелку дымящейся картошки. «Кубус на меня не обидится, — рассуждал он с абсолютной уверенностью, порожденной голодом. — Он верный и умный друг. Он меня поймет». Патруль возглавлял капрал Клепке из Ганновера. «В такую погоду и носа на улицу не высунешь, не говоря уже о том, чтобы дезертировать», — думал этот вояка с невыразимой досадой, отчасти вызванной тем фактом, что он воевал уже целый год и ни разу не был в увольнении.
— Здесь, — сообщил Сопля сдавленным голосом. Клепке поднял фонарик; вверху над витриной висела дощечка с надписью: «И. Петрушкевич, Paczki, ciastka, woda-sodowa». — Ну? — спросил Клепке. — Чего же ты ждешь? Почерневшее, осунувшееся от голода и тревоги лицо Сопли сморщилось, как картошка: — Будить его вот так… Из-за пустяков… — Не из-за пустяков, — рассудительно заметил капрал, — а для того, чтобы пустить ему пулю в лоб. Он подошел к двери и постучал. Они подождали немного, затем сонный голос спросил: — Кто там? — Свои! — жалобно ответил Сопля. — Открой, Кубус! Дверь широко отворилась. Солдаты вошли внутрь, Сопля просеменил за ними. Петрушкевич был в ночной рубашке, надетой поверх брюк с волочащимися по полу подтяжками. У него было пухлое, грустное лицо. — Апчхи! — чихнул он. Сопля поспешно закрыл дверь и объяснил капралу: — У него слабые легкие. В детстве он постоянно болел. Его бедная матушка еле его выходила. Ему бы в горах жить. — Горы иногда помогают, — согласился Клепке. Сопля подошел к другу. — Ты не обижаешься на меня, Кубус? — Нет. Сто килограмм картошки — это достойное оправдание… — Откуда ты знаешь? — Об этом вся деревня знает. Сопля рухнул на табурет и расплакался. — Ну-ну, не падай духом! — поддержал его кондитер. — Я не знал настоящих виновников! — рыдал Сопля. — Я не мог указать на кого попало: они бы отомстили мне и моей семье… И тогда я стал искать того, на кого бы я смог положиться, верного, испытанного друга… — Я благодарен тебе, — сказал Петрушкевич. — Можешь сделать кое-что для меня взамен? — Все, что угодно, — сказал Сопля от простоты душевной. — Эта картошка… Не мог бы ты прислать пару кило моей жене? — Я принесу ее сам завтра же утром! — пообещал Сопля. Капрал Клепке отдал приказания. Оба друга обнялись. — Спасибо за картошку! — сказал Петрушкевич. Сопля открыл рот, но не смог ничего сказать в ответ. |
