О чем бы между обоими ни велась дискуссия, она достигла крещендо. Сидящий поднял обе руки и скреб одной о другую. Вдоль рук тянулась ороговевшая кромка, и каждый жест издавал звук рвущейся ткани. Герр Увалень сделал движение, как будто собирался нанести удар, и сидевший вскочил, как если бы приготовился ударить в ответ. С другой стороны комнаты на все это беспристрастно взирал слуга, как и положено слугам во время ссоры хозяев.

Но герр изменил свой ритм и сделал совсем иной жест, махнув рукой, что Дитрих без особого труда расценил как сигнал об уступке в том, о чем бы ни велся спор. Его собеседник запрокинул голову назад и развел руки, а герр Увалень один раз резко щелкнул боковыми челюстями, после чего тот уселся на свое место.

Дитрих не мог понять, что именно произошло. Очень похоже на спор. Первое создание бросило вызов своему господину — и каким-то образом одержало верх. Каково же тогда было положение сидевшего существа? Готовность принять вызов подразумевала, что противоположная сторона обладала честью, которой не мог обладать простой смертный. Итак, может, священник? Влиятельный вассал? Или человек другого господина, которого Увалень не хотел оскорбить? Дитрих решил называть его «Скребун» из-за того жеста, который он сделал руками.

Увалень отклонился к стене, а Скребун вернулся на свое место. Затем, глядя на Дитриха, он начал щелкать челюстями. Сквозь жужжание насекомого послышался голос:

— Здравствуй.

Дитрих вздрогнул и обернулся посмотреть, не вошел ли еще кто в комнату.

Голос вновь повторил:

— Здравствуй. — Он, несомненно, исходил из небольшой коробочки на столе! Через легкое колебание ткани, натянутой через ее переднюю часть, Дитрих смог различить цилиндрическую голову. Этим существам удалось поймать внутрь Heinzelmannchen? Он попытался заглянуть за занавесь — он никогда в действительности не видел домовых, — но голос произнес:

— Садись.

Приказ было столь неожиданным, что Дитрих бездумно подчинился. Рядом было нечто вроде стула, и он с трудом утвердился на нем. Сиденье было неудобным, предназначенное по форме к иному седалищу, нежели его.

Теперь голос произнес в третий раз:

— Здравствуй.

На сей раз Дитрих просто ответил:

— Здравствуй. Как поживаешь, друг домовой?

— Хорошо. Что означает слово «домовой»? — Слова произносились монотонно и падали подобно ударам маятника.

Это шутит эльф? Маленькие человечки охочи до проказ, и, хотя некоторые, например домовые, считались просто шаловливыми, другие, подобно гнурру, могли быть мелочны и злокозненны.

— Домовой — это существо наподобие тебя, — ответил Дитрих, гадая, куда может завести этот диалог.

— Тогда тебе известны другие, такие как я?

— Ты первый, кого я встретил, — признался Дитрих.

— Откуда же тебе известно, что я «домовой»?

Ох, умница! Дитрих мог убедиться, что это противостояние двух умов. Может, странные творения поймали домового и нуждались теперь в услугах Дитриха, чтобы поговорить с ним?

— Кто еще, — объяснил он, — может сидеть внутри такой очень маленькой коробочки, как не очень маленький человечек?

На этот раз с ответом возникла заминка. Герр Увалень вновь издал свое «уа-уа», на что Скребун, буравящий Дитриха взглядом, примирительно махнул. Он щелкнул губами, и эльф сказал:

— Здесь нет меленького человечка.