- Ну что ж, теперь у тебя осталось около сорока тысяч.
Если тебя это как-то успокоит, знай: у меня акций гораздо больше. Хочешь, позвоню твоему брокеру и дам ему твой телефон? Может, он еще что-то спасет?
- Нет, спасибо. Два миллиона долларов. Как дым! Я же президент, и я не хочу, чтобы все видели, как я сбрасываю акции своей собственной компании.
На другой стороне мира Том Голдман улыбнулся, почувствовав к ней очень сильный прилив нежности.
- Знаешь, я сказал точно так же.
- Конечно, ведь великие умы мыслят одинаково, - ответила Элеонор.
- А дураки редко отличаются друг от друга.
Она хихикнула:
- Да, ты понял меня. Слушай, держи трубку, не клади.
О'кей? В ту же секунду, как я узнаю, что случилось с Заком и Меган, я вернусь. Мы что-нибудь придумаем.
- Ты надеешься? - Голос Тома звучал скептически. - Я позвонил тебе рассказать, что происходит, Элеонор. Не думаю, что застанешь меня здесь, когда вернешься. У меня шестнадцать посланий от членов правления, я не уверен, что они хотят поговорить со мной о погоде.
- Ни в коем случае. Том. Ты никуда не поедешь. Они не могут уволить тебя за то, что натворила Роксана Феликс.
А если попытаются, просто назови им тот же номер телефона, что я дала тебе раньше. Позвони своему личному адвокату и проверь контракт. Скажи им, что ты потащишь правление в суд. Я уверена, сейчас они не захотят скандала.
Том помолчал.
- Возможно, ты права.
- Да конечно, права. Ты сам, будь у тебя время, додумался бы до этого, - сказала Элеонор. - Объяви всем, чтобы не трогали свои акции. А если цена еще упадет, то вообще нет смысла их продавать, так ведь?
- Совершенно верно. Может, нам взглянуть на это с другой стороны? Мы сейчас в такой точке падения, откуда нет пути никуда, кроме как вверх?
- Вот теперь я узнаю Тома Голдмана, - сказала Элеонор.
Она опустила глаза и обратила внимание, что держит руки на животе, как бы оберегая его. Она не сомневалась, что скажет Тому правду о его ребенке, когда вернется домой. Интересно, что он ответит? И надо ли говорить об этом Полу? Что лучше для ее ребенка? Господи, как все закрутилось вокруг нее! Элеонор вдруг показалось, что ее подхватил бурный поток и потащил, а ей надо грести против течения, напрягая все силы, не поддаваясь очередному новому несчастью. Дитя, росшее в ней, давало силу, помогало постичь то, что на самом деле важно. У нее могли отнять репутацию, работу, здоровье. Но его они отнять не могли. И она собиралась бороться, как тигрица, прежде чем у нее вообще что-то отберут.
- Есть еще кое-что, о чем ты не подумал, - добавила она. - Сейчас, когда акции упали ниже некуда, Джейку Келлеру больше нечем угрожать тебе. Так что ты можешь его спокойно уволить сегодня утром.
- А ты не хочешь, чтобы я дождался твоего возвращения?
- Нет, - сказала Элеонор. - Сэм Кендрик уже уволил Дэвида Таубера. Я думаю, тебе стоит последовать его примеру. Никаких вознаграждений или компенсаций. И придай этому как можно больший резонанс. Унизь сукина сына.
- Понял, - сказал Голдман и повесил трубку.
Итак, теперь она возвращается. Обратно в компанию, которая в полном кризисе, а средства массовой информации совершенно обезумели из-за скандала с главной героиней их фильма и...
- Где, черт побери, ты пропадала?
Пол стоял в дверях спальни, уперев руки в бока и сердито глядя на нее. На нем был темно-синий костюм, и он благоухал лосьоном после бритья. В глаза бросался яркий галстук и идеальный пробор. Элеонор ненавидела в нем это - прямо настоящий павлин. Пол казался слишком изнеженно-аккуратным. Том Голдман никогда бы не оделся столь безвкусно.
- Пол, ты прекрасно знаешь, где я была. |