— Ты что задумала?!

— Вот! — Кристина достала из багажника видавшую виды спортивный баул. — Я хотела моркови на рынке купить, да все времени не было, а теперь, видишь, он пригодилась.

— Для чего?!

Открыв дверцу, Кристина кинула сумку ему на колени.

— Эдик выписал нам пропуска. Сейчас мы с тобой пройдем на завод и все разнюхаем. Ты прячешь камеру в сумку, оставляешь отверстие для объектива и снимаешь все подряд.

— Да ты что?! — вскричал в негодовании Софроныч. — Наш же поймают! Ты представляешь, какой скандал будет, если нас засекут с камерой на территории такого завода?! На вахте же обязательно будут шмонать!

— А ты положи сверху свою куртку! Они ничего и не заметят!

— Ты безумная женщина! — простонал Софроныч, все же выполняя Кристинино приказание. — Если нас схватят, я тебе этого никогда не прощу.

— Не схватят! — весело отозвалась она. — Кому мы нужны-то?

Охрана беспрепятственно пропустила их на территорию. Никто даже не поинтересовался содержимым большой спортивной сумки, которую Софроныч нес на плече.

Завод напугал и подавил Кристину. Все кругом грохотало и дымилось. На территории не росло ни одной травинки, зато то здесь, то там виднелись лужи веществ явно неестественного происхождения.

И самое главное — люди! Вглядываясь в лица рабочих, Кристина невольно думала, что так, очевидно, выглядели жители Ленинграда сразу после снятия блокады: резкие морщины, цвет кожи — либо синюшный, либо красный, как кирпич, зубы плохие, мутные глаза слезятся, одежонка старая, рваная, кое-как болтается на высохших телах…

— Вот тебе и вредное производство… — пробормотал идущий вслед за Кристиной Софроныч. — И как сюда люди по доброй воле идут?

— А как им быть, если они ничего больше не умеют? — отозвалась она. — Дома-то ведь семьи, все есть хотят.

В одном из цехов были распахнуты ворота, сквозь которые виднелись то ли огромные баки, то ли печи. Рядом стояли люди в противогазах и долбили ломами люк на полу. Воздух пах какой-то тошнотворной химией.

— Как черти в преисподней! — содрогнулась Кристина и заторопилась прочь.

— Тут наверное вся атмосфера пропитана парами тетраэтилсвинца, ворчал себе под нос Софроныч. — А мы тут околачиваемся! Надо бежать отсюда, а то еще надышимся всякой гадости!

Но Кристина была далека от того, чтобы отступать.

У здания заводской администрации их догнал плотный лысоватый мужчина в спецовочном халате.

— Я Эдик, — произнес он, показывая полный рот золотых зубов.

Эти зубы так потрясли Кристину, что она аж отпрянула.

— Что, на телевидении-то денег не плотют? Решили бензинчиком заняться? — спросил Эдик, придирчиво оглядывая ее с головы до ног. — Пошли ко мне, поговорим.

Он отвел их в какую-то пыльную комнатенку под лестницей. На стульях лежали кипы старых накладных, везде были накиданы окурки, на покосившемся шкафу висел календарь с голой красавицей…

— Ну что, расклад такой, — сказал Эдик, усевшись в кресло из красного кожзаменителя. — Караваев продает тонну этилки за двенадцать штук баксов, а мы и на десяти можем сойтись. Я вам и состав подгоню, и с тарой все будет в порядке и со всеми бумагами.

Кристина не знала, что ей отвечать. Видимо, Эдик ждал от нее немедленного решения.

— Я подумаю, — произнесла она.

— А чего тут думать?! — усмехнулся тот. — Если вы сейчас не купите этилку, то потом вам ее уже никто не продаст.