— Не радуйтесь. — Вдова словно прочитала ее мысли. — Надеюсь, моих отпечатков на сейфе при этом не осталось… Видите ли, все было так внезапно… Когда мы с таксистом только вошли, я даже не успела снять перчаток… И это оказалось, как вы понимаете, кстати. Так что я могу быть откровенной с вами — вы все равно не сможете подтвердить мои слова.

— А что было потом?

— В раскрытом настежь сейфе, кроме денег, лежали еще пленки… Ну, те самые — из видеокамер, которые установил ваш сыщик у нас в квартире… В спальне — вот дурак! — и в холле у входной двери. Пытался меня подловить, подлец!

— Да не обижайтесь вы… Это у него профессиональное, — без особой надежды на успех попробовала все-таки обелить несчастного Ладушкина Аня. — Ничего личного, понимаете?

— И понимать ничего не хочу! Подлец, и все тут. И дурак к тому же! Достаточно вам сказать: на этих пленках ничего компрометирующего меня, разумеется, нет. А вот о том, что они существуют, я знала точно и с самого начала…

— Откуда?

— Вот уж неважно, дорогая… — отмахнулась вдова. — А что сами эти пленочки — хороший повод упрятать вашего Ладушкина лет на пятнадцать, я сразу поняла! И сейчас не сомневаюсь. Так что деньги из сейфа я взяла, а пленки оставила. Только и всего. Просто потому, что деньги мне были нужны, а эти дурацкие пленки — нет. Не нужны. Я не подставляла вашего Ладушкина. Ваш сыщик сам подставил себя. К тому же, повторяю, я совершенно не исключаю возможности, что моего Федора убил действительно он.

— Помилуйте…

— Ну, а насчет «пустяков», которые вы перечислили… элитная квартира, дача, сбережения… В том смысле, есть ли у меня мотив? Увы… И дураку понятно, что я первый на свете человек, который обязан был с мужа пылинки сдувать. Я более чем кто-либо была заинтересована в том, чтобы Федор Федорович жил и здравствовал.

— Вот как?

— Видите ли, Федор, даже когда ухаживал за мной, даже в пылу влюбленности, очевидно, не обольщался насчет моего «морального облика». Поэтому у нас, видите ли, брачный контракт. Убийственный для меня. Все «милые пустяки», которые вы перечислили — элитная квартира, дача, сбережения — наследуются его детьми от первого брака. Мне же — ничего.

— Сочувствую…

— А теперь убирайтесь! Я здорово сегодня от вас от всех устала! Сначала эти старушенции, старые жабы, со своими обвинениями, теперь вы — и туда же!

И Светловой не оставалось ничего другого, как согласиться с этим энергичным, как и все, что произносила и делала вдова, предложением.

Не торопясь, потихоньку, в соответствии со своим нынешним «интересным» положением, Анна дотрюхала до метро.

Итак… Светлова подводила итоги знакомства. Инара Оскаровна Хованская. В меру худощавая, гибкая брюнетка, одетая во что-то поблескивающее и совершенно равнодушная к родословной своего супруга, оказалась особой довольно откровенной. К чему бы это?

При всем при том у Светловой было ощущение, что, даже если кому-то и удастся ее схватить, — в руке останется ящерицын хвост… Ну, может быть, в лучшем случае лоскуток поблескивающий ткани от ее трехсотдолларового свитерка… А сама Инара Оскаровна уже шмыгнет в травку или под камешек — и была такова.

Словно в подтверждение этого наблюдения, дома Светлову ожидало новое послание от Ладушкина.

«Ум врожденных преступниц виден в том, что преступления их часто замечательно сложны. Причина этого отчасти их физическая слабость, отчасти возбужденная чтением романов фантазия.