Но переулок все так же был набит машинами. Правда, теперь это были не советские автомобили чиновников Госплана… Да вот, собственно, и все основные изменения.

Увы, Светлова верила, что у зданий есть аура, которая, безусловно, влияет на судьбу поселившихся в нем обитателей. Поэтому, припоминая картины той ушедшей жизни и учитывая судьбу Госплана, лично Светлова ничего хорошего от нынешнего учреждения, выходящего окнами в Георгиевском переулок, не ждала.

А вообще, маленькие девочки с ангиной, сидящие на подоконнике, знают о серьезных взрослых делах гораздо больше, чем можно предположить…

Светловой не удалось поговорить с Борисом Эдуардовичем.

Его комната в большой коммунальной квартире на Якиманке, по словам его соседки, открывшей Ане дверь, была заперта и пуста.

Эта же соседка объяснила Светловой, что не видела старика уже несколько дней.

На вопрос Светловой, можно ли ей заглянуть в комнату Роппа, женщина пожала плечами:

— В общем-то, это возможно… Но с какой стати?

— Понимаете, я из отдела социальной помощи одиноким старикам и инвалидам, — соврала Аня.

— А что, есть такой отдел? — Женщина посторонилась и пустила Аню в квартиру.

— Есть! — бойко врала Светлова. — Теперь есть. Понимаете… Мы хотели поставить Бориса Эдуардовича на учет. Видите ли, когда речь идет о беспомощных стариках, общество должно…

— Да какой он беспомощный… Хоть и старый — это правда, а поздоровей меня будет! Довоенное еще здоровье. То поколение… теперь уж такого нет. Дедушка у нас здоровый, как… как…

Соседка Роппа не нашла нужного сравнения и, вздохнув, направилась в глубь длинного коридора.

Светлова обрадовано — за ней.

— Понимаете, мы в таких случаях, когда долго человек не появляется, волнуемся… Мало ли что случилось: надо обязательно осмотреть комнату!

— Вот его комната!

Женщина привычно достала с выступа над дверью ключ и открыла дверь.

— Смотрите, если хотите… Думаете, он тут помер?

— Ну, бывает же такое… сколько таких случаев…

— Никак этого не может быть, — возразила женщина, — если дверь снаружи заперта и ключ оставлен на обычном месте. Ушел он куда-то… Ушел — и до сир пор нет!

На кухне что-то зашипело, явно закипая и убегая, и соседка Роппа бросилась туда. — Спасать! А Светлова вошла в комнату.

Все ее стены от пола до потолка занимали узкие, в одну доску, неокрашенные полки, на которых тесно, одна к одной, стояли книги, книги и книги. Вместо кровати раскладушка.

Единственным украшением и предметом роскоши здесь был висевший над письменным столом портрет.

По всей видимости, это был сам Ропп, сидящий в кресле с раскрытой книгой в руках.

На письменном столе тоже — раскрытая книга.

Светлова, затаив дыхание, заглянула в нее.

«…Баронские роды можно подразделить на три категории: российские, прибалтийские и иностранные, — прочитала она. — В Российской империи титул барона преимущественно жаловался финансистам, промышленникам, в основном лицам недворянского происхождения, например банкирам де Смет, И. Ю. Фредериксу, Р. Сутерленду. Пожалование баронского титула, в частности, купцам было закреплено указом Екатерины Второй… В день своей коронации 5 апреля 1797 года Павел Первый пожаловал баронством Российской империи государственного казначея тайного советника Алексея Ивановича Васильева, санкт-петербургского коменданта Алексея Андреевича Аракчеева, в 1799-м егермейстера Ивана Павловича Кутайсова. За время его царствования все трое успели получить графский титул.