— Так вот… В Спасово Алексей Дмитриевич Глинищев, увы, больше не вернулся.

— Неужели нет?

— Он умер в Севастополе, в госпитале, незадолго до того, как белые покинули полуостров Крым навсегда. Перед смертью он вспоминал с великой нежностью свою юную жену Татьяну Аркадьевну.

— Ты-то это откуда знаешь? — Нынешний Алексей Глинищев, хлебавший в это время рядом за столом кашу с молоком, оторвался от этого увлекательного занятия и удивленно взглянул жену.

— Представь, знаю. Ты просто совсем не интересуешься историей своего рода. А я интересуюсь.

— Фу-ты ну-ты! — усмехнулся Глинищев.

— Да! И не иронизируй! Ты, Алексис, апатичен и непростительно равнодушен. Доедай лучше кашу и не мешай нам с Генриеттой разговаривать.

Аня каждый раз чуть не вздрагивала, когда Алена называла ее этим именем. Ох, нет, не профессиональный она все-таки сыскарь — слишком расслабляется. Когда что-нибудь интересное, она слишком увлекается разговором — и забывает свою собственную легенду.

— Ой-ой-ой… — Алексей Глинищев снова усмехнулся. — Какие нежности при нашей бедности…

— Да, представь!

— Видите ли, Генриетта, — Алена демонстративно повернулась к своей собеседнице и как бы отвернулась от мужа, — Алеша у нас некоторых важных вещей до конца не понимает. Он, видите ли, у нас несколько рыхловат и апатичен — все-таки кровь Глинищевых подпортили в последние десятилетия браки с советскими кухарками.

— Ой-ой-ой! — откровенно возмутилась хлебавшая кашу «белая кость и голубая кровь».

Кажется, «Алексиса» всерьез обидели слова «рыхловат и апатичен».

— Уже забыла, аристократка Глинищева, как вскакивала в пять утра по будильнику? И каждый день в свое Самыкино на электричке трюхала, когда мы с тобой только познакомились? Ради надбавки в пару сотен «за вредность на производстве»? — усмехнулся язвительно явно задетый за живое Аленин муж.

— Так вот… — продолжила Алена свой рассказ, не обращая внимания на наскоки мужа. — Юный морской офицер Глинищев умер в севастопольском госпитале. Но его супруга Татьяна Аркадьевна уже ждала ребенка. — Алена покосилась на Анин животик. — Вы меня понимаете?

— Понимаю, — вздохнула Светлова.

— А я не понимаю! — заканючил ребенок. — Где она его ждала, этого ребенка?

— Тебе еще рано это знать! — сделала строгое замечание Алена. — И не разговаривай со взрослыми таким тоном. Это некрасиво.

— Заладила… — саркастически усмехнулся папа Глинищев. — Знаток хорошего тона.

— Ну и ладно, ну и я обиделась, — надулся ребенок.

«Кажется, они сейчас все переругаются!» — подумала про себя Светлова.

— Так вот, у Татьяны Аркадьевны родился сын, — продолжала тем временем, не обращая внимания на «бунт» и сохраняя царственное спокойствие, Алена. — Это и есть дедушка моего мужа Алексея. И тоже Алексей. Этот Алексей погиб во время Отечественной войны, как и почти все его ровесники двадцатого года рождения.

— Понятно… — Светлова тайком вздохнула: ох уж эти семейные саги и запутанные, как в мексиканских сериалах, родственные линии…

— Но у него тоже остался сын. Сын Аркадий. Его отец, видите ли, успел жениться перед самой войной. Ранние браки вообще характерны для Глинищевых.

Теперь Алена покосилась на хлебавшего кашу мужа.