|
Наверное, в ответ я услышу, что Верочка никогда так себя не повела бы и почему господь забирает к себе самых достойных, а всякая безответственная мразь продолжает коптить небо. Под безответственной мразью в данном контексте подразумевался бы, естественно, я. Апофеозом могла бы стать фраза, которую мне приходилось уже слышать: "И почему умерла она, а не ты?! Уж Верочка нашла бы способ увековечить твою память и успокоить мать". Конечно, мама была не в лучшем душевном состоянии, когда произносила такое, но мне-то от этого не легче, ведь я это слышал и помнил, эти слова оседали на дно души и постоянно зудели и пульсировали, как гноящаяся ранка. Вообще-то моя Ольга Андреевна человек деликатный, но не от природы, а от ума, от понимания, как надо себя вести в приличном обществе. Однако, выведенная из состояния душевного равновесия, она нередко позволяла себе такое, что, не будь я ее сыном, - хлопнул бы дверью и навсегда прекратил бы всякие контакты с ней. И тем не менее, чем больше времени проходило с того момента, когда я столь неосмотрительно вышел поздним вечером в больничный парк, тем менее реальным казался мне звук выстрела. Выстрел - то единственное, что на уровне здравого смысла не позволяло махнуть рукой на амнезию. Я должен все вспомнить или восстановить искусственным путем, чтобы понять, кому я мог насолить или помешать и кто пытается меня убить. Но если оставить неудачное покушение за рамками рассуждений, то ничто не мешает мне плюнуть на коварную память и на эти несчастные два года, которые на поверку оказались не таким уж катастрофически большим сроком, чтобы из-за них стоило так напрягаться и ломать копья. Ну не помню - и не помню, и хрен с ним со всем. Буду жить дальше. И, вполне вероятно, буду жить по-другому. Чем плохо? А переживания человека, в голове которого таинственные биохимические процессы растворили, как серной кислотой, почти два года жизни, - прекрасный материал для следующей книги. И погружение имеется в полном объеме, осталось только интригу соорудить. В первые два дня занятий в фитнес-центре от меня буквально не отходили три врача сразу: спортивный, терапевт и Голая Собачка Эмма. Через каждые десять минут измеряли давление и проделывали еще какие-то манипуляции, чтобы выяснить, какую нагрузку можно мне разрешить. В конце концов все трое облегченно вздохнули, велели запомнить одно-единственное число - сто десять, и оставили меня в покое. Я должен был следить за показаниями на мониторе тренажеров и при частоте пульса свыше ста десяти немедленно снижать нагрузку или делать перерыв. Во всем остальном никаких ограничений не последовало, и я, перепробовав все, остановил свой выбор на велоэргометре, беговой дорожке, комплексной доске и бассейне. Наверное, я наделен излишним воображением, но занятия на тренажерах помогали мне еще и психологически, я постоянно представлял себе, как уезжаю на велосипеде, ухожу, убегаю, уплываю от того времени и места, где слышал выстрел. И сам выстрел словно таял в тумане, становился расплывчатым, терял очертания и превращался в сон, в бред, в плод воображения... Я удивительно быстро набирал форму, если в первый день занятий мне удалось проработать на велоэргометре только пять минут при минимальной нагрузке, после чего сердце заколотилось с непозволительной частотой, то сегодня, на седьмой день, я легко справился с двадцатью минутами и вот уже двадцать пять минут шагал по беговой дорожке со скоростью шесть с половиной километров в час и подумывал о том, не увеличить ли мне угол наклона. Никогда не думал, что физические нагрузки могут приносить моральное удовлетворение, но мне казалось, что я крепну, наливаюсь силой и выносливостью прямо на глазах, и меня это ужасно радовало. Словно помешанный, я дважды в день вставал на весы и готов был прыгать как ребенок, увидев, что во мне стало на сто или двести граммов меньше. Однако же за неделю эти ежедневные смешные граммы сложились в целый килограмм, что, конечно же, не оставило меня равнодушным. |
