— Как так?

— Лекарь Будах, — отвечаю дальше. — Рулата беспокоился об этом лекаре и грамотее. Если б вы ненароком его освободили, благородный дон не стакнулся бы с доной Орканой и не полез бы в объятия к орлу нашему Рибе.

Упреждающее нападение. Дон Сейва застывает с приоткрытым ртом.

Милое дело. Теперь развить успех.

— У вас дома крупная неприятность. Нет, имею в виду не моих людей в замке Бау. Между прочим, я не простая серая сволочь, но сам отец Аррима, о коем вы, возможно, предупреждены. Ваша супруга и наследник избегли великой беды, и если вы не порадуетесь тому как должно — ну, вот лишь тогда вам следует опасаться моего отряда.

— Тебе самому, похоже, следует опасаться беды. Не той, что позади, а той, что впереди.

То бишь в Арканаре.

— Только не говорите какой, досточтимый дон. Да будет сие для меня нежданным подарком.

Учтиво раскланиваюсь и освобождаю дорогу.

Город приветствовал одинокого путника молчанием и смрадом поистине гробовыми.

Поистине, что сотворил ты в чужом дому, встречает тебя в своём.

Выступление «серой гвардии» вкупе с мятежом Араты Горбатого и Ваги Колеса планировались в верхах. Прибытие Чёрного Ордена — тоже. Я должен был вымостить Ордену дорогу к серебряным рудникам. Вымостить Орденом, как я втайне и, по мысли, безуспешно надеялся после того, как лицезрел Барканскую резню. Для сего и взял на себя Путь. Ради того и держался за место в Сером Отряде зубами и когтями.

Что за дьявол мне ворожит?

Неприбранная мертвечина четырёхдневной давности, среди которой робко пробираются тени. Кто порублен, кто удавлен, кто захлебнулся водой из лужи, а то и собственной кровью и рвотой. Упились багряного вина, по словам напыщенных грамотеев.

Город призраков. Призрачный Арканар.

Я спешиваюсь. Иду по трупам, машинально осеняя своим благословением тех, кто ещё жив. Бледный конь шествует в поводу, белый с тёмной оторочкой плащ вьётся за спиной по ветру, конец меча ведёт борозду в пахоте.

Дома ослепли и молчат — битые стёкла, покорёженные свинцовые решётки, рухнувшая наземь слюда, лопнувшие бычьи пузыри. Сорванные с петель, безъязыкие дверные проёмы.

Закопчённые стены Патриотического лицея. Языки сажи из-под оконных бельм. Пожарище на месте особняка дона Рулаты — по ощущению пустяк, комариная плешь, но именно с него дорога заметно ширится.

По ней я иду до королевского дворца. За мной следуют уцелевшие. Их больше, чем я думал.

Внутри дворца тоже смерти обоего рода.

— Что произошло? — спрашиваю, не оборачиваясь.

Высокопоставленному дону с готовностью отвечают.

После бунта и водворения орденских братьев жизнь вроде как налаживалась, начали ездить телеги. Но на следующий день после того, как трупы бунтовщиков кой-как прибрали, вмешались благородный Рулата. Дон Риба хотели забрать его девку, да ненароком подстрелили. Кто ж знал, что они этак взовьются и пойдут мечом махать направо-налево.

— Красиво шёл, я думаю, — говорю. — Направо махнёт — улочка, налево — переулочек. И всё по мрази, по мрази…

Проклятая начитанность лезет изо всех моих пор.

Хотел бы знать, помогло бы мне такое богатырство, когда отца, братишку. Ируну.

Не нужно ли было — рубить наотмашь, предавать огню, сбрасывать с дворцовых ступеней на копья и вилы ревущей толпы. Как густо шептал рядом с моим ухом дон Рулата, полагая, что я нарезался в зюзю, обмывая ту самую верблюжью покупку.

Мне указывали на самых главных покойников. Король и наследник убиты, трон пуст — ну, это никакая не новость. Дон Риба мёртв. Вага Колесо мёртв. Арата — пожалуй. Среди бывалых орденских офицеров много калек, немудрено и перепутать.