. Ваша хозяйка у меня в руках!.. Кончай лить кровь!
Голос принадлежал явно вожаку. Разбойники сразу попятились, на мордах расплывались широкие улыбки. Воины тоже остановились, мечи и топоры
держали наготове. Все бросали злые настороженные взгляды то друг на друга, то на сверкающее в лунном свете лезвие у горла Лютеции.
Тревор крикнул свирепо:
- Оставь ее! Сражайтесь с теми, кто сражается!
В голосе старого воина слышался страх. Вожак нагло расхохотался:
- Совсем дурак? Нам добыча нужна, а не резня. Все назад! Можете даже не складывать свое железо. Но ценности заберем.
- У нас нет ценностей! - крикнул Тревор.
Вожак захохотал злее, с чувством победителя:
- Это для вас не ценности, а мы люди бедные... Вот на вашей хозяйке сколько камешков! Да и само платье... Вы ведь рады будете получить ее
хоть голой, только бы живой?
Тревор заскрежетал зубами:
- Мерзавец! Да она лучше погибнет... Да мы сами лучше убьем, чем ее коснется позор...
Вожак крикнул еще громче:
- Никто не посягает на ее честь. Но одежду мы... ха-ха!.. заберем тоже. Мы пообносились, не взыщи!
Разбойники смеялись, а лица воинов вытянулись, в глазах стыд и бессильное бешенство. Тревор, пока разговаривал с вожаком, увидел, как
раненый, которого Лютеция называла Фарамундом, не поднимаясь с земли, слабо пошарил руками вокруг себя. Пальцы нащупали чей-то лук. Так же
замедленно, слабыми руками наложил стрелу на тетиву. Сперва до Тревора не доходило, что тот хочет сделать, ведь ложку не мог до рта, но вдруг в
ужасе понял, что тетива все оттягивается и оттягивается, оперенный кончик стрелы уже у самого уха, а наконечник смотрит в сторону Лютеции!
- Не сме... - заорал он, но поперхнулся, ибо щелкнуло, стрела исчезла.
Он услышал болезненный вскрик Лютеции. Вне себя от ярости, с обнаженным мечом бросился в ее сторону, горя гневом и жалостью.
Вожак вскинул руки, словно пытался ухватиться за низкие тучи. В одной руке все еще блестел нож. В последнем усилии выпрямился и рухнул назад.
В левой глазнице смутно белел в лунном свете оперенный конец, который Тревор только что видел в пальцах этого... как его, Фарамунда!
По всей поляне раздались яростные крики. Снова застучало железо о деревянные щиты, о человеческие головы. Лютеция вытаращенными глазами
смотрела на дядю. Он вскрикнул в страхе:
- Цела?
- За волосы дернуло...
За ее спиной застыл, прислонившись к дереву, вожак оборванцев. Перо торчало, почти касаясь глазницы. Голова казалась неестественно
выпрямленной, шея натянулась, в то время как тело пыталось сползти ниже. Тревор понял, что стрела, пробив мозг, проломила затылочную кость и
вонзилась в дерево. Глазница заполнялась темной, как деготь, кипящей жидкостью. Пара золотых волосков ярко блестела в лунном свете.
- Моя девочка...
Тут же в ярости развернулся с мечом, однако из всей шайки только один отбивался, не успевая повернуться и прыгнуть в темные кусты. Воины
Тревора, едва сорвалась стрела, не дожидаясь, куда она попала - терять нечего, ринулись на разбойников, а те, застигнутые врасплох, уже
уверенные в победе, пали под свирепыми ударами, как овцы под клыками серых волков.
Фарамунд, выронив лук, лежал без движения. На плече открылась рана, кровь вытекла жидкой струйкой и тут же свернулась черным комком. Глаза
невидяще смотрели в небо.
Подошел Редьярд. Он тяжело дышал, темная кровь текла по мечу и светлой коже доспехов. |