— Пройдет немного дней, — уверенно сказал Карл Сэквилл, — и вы придете ко мне, Нелл. Нелл пожала плечами.

— Кто знает, милорд? Кто знает? А теперь, прошу вас, докажите мне, что вы гостеприимный хозяин и позвольте мне насладиться этими яствами. И потешьте мой слух своим непревзойденным остроумием, о котором столько говорят. Да будет вам известно, что человек, от которого я приму драгоценности, роскошное жилище и сотню фунтов в год, должен быть остроумным, гостеприимным хозяином, а это, насколько мне позволяет судить мой скромный опыт светской жизни, означает говорить не о собственных его, хозяина, увлечениях, а о предпочтениях гостя.

— Я получил по заслугам, — признал Сэквилл. Он был раздражен, как всегда бывали раздражены он и его друзья отказами тех, кто не подчинялся их желаниям немедленно. Однако после посещения таверны он еще более утвердился в намерении сделать Нелли своей любовницей.

Страшные испытания постигли страну. Голландский флот поднялся по реке Медуэй до самого Чатема. Голландцы на время овладели Ширнессом; они сожгли боевые корабли «Великий Джеме», «Королевский дуб»и «Верный Лондон» (последний из упомянутых кораблей лондонцы совсем недавно построили во славу своего флота). Они подорвали склад боеприпасов, оценивавшийся в 40 000 фунтов стерлингов, и, боясь, что они смогут пробиться до Лондонского моста и причинить еще больший ущерб, англичане затопили четыре боевых корабля у Блэкуолла и тринадцать — у Вулиджа.

Видеть, как победоносные и заносчивые голландцы поднимаются вверх по реке Медуэй и тащат на буксире «Царственного Карла», было, по утверждению многих хладнокровных англичан, величайшим унижением из всех, когда-либо пережитых ими.

Да, король, гордившийся своим морским флотом и сделавший больше, чем кто бы то ни было, для укрепления своих военно-морских сил, стал по-настоящему хандрить. Его подавленное состояние усиливалось тем, что находились люди, разъезжавшие по стране и говорившие, что все эти напасти и беды Англии были Божьим возмездием за грехи королевского двора. Ему рассказали, что какой-то раздевшийся квакер, едва прикрыв срамное место, пробежал по всему парламенту, руками удерживая над головой блюдо с пылающими углями и призывая придворных покаяться, пока не поздно, в своих блудодеяниях, которые вызвали столь явное неодобрение Господа.

Карл, будучи циником и проницательным государственным деятелем, заметил окружающим, что неодобрение Господа можно было бы предотвратить с помощью денег, израсходовав их на ремонт и оснастку кораблей и приведя их таким образом в боевую готовность против голландцев. Но он был огорчен. Он не видел ни малейшей связи между пожарами с предшествующей им чумой, нанесшими убытки торговле страны и приведшими к столь унизительному поражению, и веселым времяпрепровождением при королевском дворе. По его глубокому убеждению. Бог не может желать лишить джентльменов радости.

Чума появлялась в Лондоне часто и тянулась по многу лет. Он понимал, что этому способствовали перенаселенность бедняцких трущоб и ужасающая загрязненность улиц, а не его личная распущенность; пожар был таким страшным из-за того, что жилища нищеты были деревянными и лепились так близко друг к другу, что не было никаких способов, за исключением разрушения части построек, чтобы остановить огонь в ту ветреную ночь.

Но он знал, что суеверным людям бесполезно говорить об этом, потому что, если что-то в жизни не задавалось, они считали это Божьим возмездием, а если все шло хорошо, они расценивали это как Божье благословение.

Но даже самый добродушный человек может иногда чувствовать раздражение, и когда он услышал, что в спектакле «Смена корон», дававшемся в его собственном театре, Джон Лейси продолжал издевательски высмеивать королевский двор, он не на шутку разгневался. В любое другое время он бы посмеялся и пожал плечами: он был не таким человеком, чтоб не признавать правду.