И начнется. Поэтому Сулла решил строго контролировать себя, чтобы
успеть сделать как можно больше, прежде чем появятся расчесы, и он опять примется пить до бесчувствия.
Но это так трудно! Так много надо сделать, а он – лишь тень того, прежнего, человека. Сулла всего достиг, преодолевая огромные препятствия, но
как только год назад, в Греции, по-явилась эта болезнь, он постоянно удивлялся: почему он вообще продолжает бороться? Как правильно заметил
Помпей, Сулла был не дурак. Он знал, что жить ему осталось недолго.
В такой день, как сегодня, только что избавившись от зуда, он понимал, почему не остав-ляет своей затеи: потому что он – величайший человек в
мире, не желающий признавать свой конец; Даже боги не могли ввести в заблуждение халдейского прорицателя. Быть выше всех остальных, понял он
сегодня, означало и значительно более высокую степень страданий. Сулла попытался не улыбнуться (улыбка могла нарушить процесс заживления), думая
о своем вчераш-нем соседе на обеде. Вот теперь появился человек, который даже еще не начал понимать приро-ду величия!
Помпей Великий! Сулла уже знал, под каким именем он известен среди своих. Молодой человек, который воображает, что величие не должно
завоевываться, что величие дается от рож-дения, что величия не может не быть. «Всем своим сердцем я хочу, Помпей Магн, – подумал Сулла, –
прожить достаточно, чтобы увидеть, кто и что сокрушит тебя!» Однако поразительный человек, определенно чудо своего рода. Не подчинится никому,
это уж точно. Нет, Помпей Ве-ликий – соперник. И считает себя соперником. Уже. В двадцать два года. Сулла знал, как ис-пользовать тех ветеранов,
которых мальчишка привел с собой. Но как лучше всего использовать самого Помпея Великого? Конечно, дать ему полную свободу действий. Проследить,
чтобы ему не попадались задачи, которые он не сможет выполнить. Льстить ему, прославлять его, никогда не ранить его монументального тщеславия.
Дать ему понять, что он – пользующийся, и никогда не давать ему возможности увидеть, что им пользуются. «Нет, я умру задолго до того, как он с
грохотом рухнет, потому что, пока я жив, я сделаю все, чтобы этого не случилось. Он слишком полезен. Слишком… ценный».
Мул, на котором ехал Сулла, пронзительно закричал, качая головой в знак согласия. Но, постоянно помня о своем лице, Сулла не улыбнулся
сообразительности мула. Он ждал. Ждал мази и рецепта ее приготовления. Почти десять лет назад он впервые ощутил эту болезнь кожи при возвращении
с реки Евфрат. Хорошая была экспедиция!
С ним был его сын, ребенок Юлиллы, который, став юношей, превратился в друга и наперсника Суллы. Раньше у Суллы никогда такого не было.
Идеальный партнер идеальных отношений. Как они разговаривали! Обо всем, о любом. Мальчик был способен простить своему отцу так много вещей,
которых сам Сулла не мог простить себе сам. Не убийства и другие вынужденные преступления – это были поступки, к которым человека вынуждает сама
жизнь, – но эмоциональные ошибки, слабости ума, диктуемые желаниями и наклонностями, о которых разум вопил: «Глупо, бесполезно!» Как серьезно
слушал Сулла-младший, как он все понимал, несмотря на молодость! Успокаивал. Придумывал оправдания, которые тогда казались справедливыми. И мир
Суллы, довольно бессодержательный, начинал сверкать, расширяться, обещать такую глубину и масштабы, которые мог ему придать только этот любимый
сын. А потом, благополучно прибыв домой, Сулла-младший умер. Вот так. Все закончилось в два обыкновенных дня, ничем не примечательных. Ушел
друг, ушел наперсник. |