— Навести порядок немедленно! — потребовал я, в глубине души сознавая, насколько это сложно. — В строй! — ударил плеткой по спине первого подвернувшегося солдата, хлещущего прямо из пробитого бочонка ром. Характерный запах разит на милю, и собралась целая толпа с фляжками. Тот, пригибаясь, шарахнулся, злобно оглядываясь. — Под трибунал захотели? Где твой мушкет, скотина? — потребовал еще у одного.

— Не мешай, генерал, — крикнул один из солдат в разорванной рубахе. — Однова живем, — и молча повалился, когда капитан Шнайдер ударил его саблей по голове.

Драгуны теснили лошадьми остальных, охаживая ножнами и плетями. Кажется, кое-кто приходил в себя и уже не смотрел ощерясь, готовый воткнуть штык в брюхо мешающим весело отпраздновать победу. Но это здесь, а территория лагеря огромна, и на четыре сотни примчавшихся со мной кавалеристов в десять раз больше забывших о приказах пехотинцев. Они дорвались до серьезной добычи и плевать хотели на любые соображения и приказы. Вставших на пути могли и убить, как наверняка случалось с владельцами имущества. Победа превращалась в натуральный кошмар.

Естественно, мы ничего не успели. Рано или поздно на звуки стрельбы и бегущих людей франки должны были среагировать. Они и пришли. Причем не с той стороны, откуда их ждали. Видимо, я со своим хитрым планом умудрился вляпаться прямо в середину отступающего корпуса, а не поймал без штанов арьергардные части, как надеялся. Вот и получил в полном размере.

Французская колонна была изначально построена с таким расчетом, чтобы ее можно было легко развернуть в боевое построение. Теперь она становилась в две мощные линии, одна из которых состояла из ополченцев, а вторая, в ста ярдах позади, из регулярных войск. Без малейшего промедления они открыли огонь, повторив наш фокус. Полная внезапность для забывших обо всем, кроме наполнения карманов и ранцев, солдат — и ни малейшего укрытия от разящих пуль. По моему солдатскому стаду хватило одного залпа. Через секунду из лагеря бежали все, включая увлекаемых общей стихией офицеров. Если бы на их пути встал враг, он неминуемо был бы затоптан глубоко в землю, а заодно и оглох бы от воплей «спасайся кто может».

Я убежать не сумел бы при всем желании. Жеребец подо мной жалобно заржал, валясь на бок. Едва успел соскочить, как он рухнул. Кровь хлестала из шеи фонтаном, и он жалобно смотрел, не понимая. Стоны звучали почти по-человечески. Молча поднял пистолет и выстрелил коню в голову, обрывая страдания, хотя пуля больше пригодилась бы для приближающихся франков.

— Садись, мой генерал, — потребовал Варгас Мендеса, почти подталкивая к своему мерину.

— Держись за стремя, — приказал, оглядываясь в последний раз.

— Его возьмут мои парни, — быстро сказал Шнайдер. — Уходим!

Со всех сторон уже окружен драгунами, оглядывающимися в ожидании очередного залпа. Он последовал, но какой-то жалкий и неубедительный. Франки поворачивали фронт против вступившего в бой моего последнего полка, находившегося в резерве. Они встречали друг друга залпами. Через головы пехоты била американская артиллерия, мешая «синим» закончить так прекрасно начавшуюся атаку и выбивая атакующих десятками.