– А вам, тетя Фрося, хочется, ну и ехали бы одни! – сказал Федя. – Зачем и приезжали только!

Но тут отец на него прикрикнул и хлопнул ладонью по столу:

– Это еще что? Вишь ты как разговорился со старшими! – И, вздохнув, добавил: – Да. Если б хоть вода была… А то где вот она? Ищут, ищут. Видно, все-таки уходить придется.

С тяжелой душой улегся Федя спать. Ему все представлялось, как связывает мать узлы, как сажают гусей в большую клетку, как выносят из избы разные вещи и грузят в машину… Ребята в это время гурьбой бегут на море, синее море сверкает, плещется, зовет… А он, Федя, стоит у машины! Сейчас сядет и уедет куда-то, и больше не будет его здесь, и не будет их дома. И Данилка выйдет на дорогу и только поглядит им вслед…

Тут у Феди опять закапали слезы. Но он зажмурил глаза покрепче и уткнулся в подушку.

Мать тоже долго не спала. Федя слышал, как она ворочалась на кровати.

– А корову как же?.. – прошептала она. – Продавать?

– Не с собой же везти, – отозвалась тетя Фрося. – Что там, коров нету, что ли? Ведь ее в корзину не посадишь.

– Хорошая коровка-то.

– И там не хуже. Там разве столько молока-то коровы дают? Там по ведру дают. Потому что пастбище там – трава по пояс.

Под этот шепот Федя уснул и увидел во сне, как уводят со двора их маленькую красную коровку Зорьку.

«Не отдам корову! – воевал во сне Федя. – Буду на ферме работать! И Зорька пускай со мной! Не отдам, и все!»

А у самого у сонного текли по щекам слезы и мочили горячую подушку.

Друзья расстаются

Как ни плакал Федя, как ни спорил с родными, по его не вышло.

Что было во сне, все повторилось наяву. Отец съездил в Феодосию, взял билеты на поезд до самого города Орла.

– Собирайтесь, – сказал он матери и тете Фросе и показал им билеты. А когда увидел, что Федя стоит тут же и глядит на него испуганными глазами, отец сказал: – И ты собирайся. Тоже небось какое добришко есть!

Отец уже не ходил на работу. Он разорял свой дом. Снимал электрические провода, вывинчивал лампочки – на новом месте понадобятся. Отрывал замки от дверей и запоры у оконных рам – на новом месте пригодятся. Приглядывался, не содрать ли черепицу с крыши да не увезти ли с собой. Может, там, на новом месте, дорого будет крыши крыть?..

И мать перестала ходить на работу. Она то суетилась, собирала разные вещи, складывала что в ящик, что в чемодан, звонким голосом переговаривалась с тетей Фросей, а то вдруг садилась где попало, и руки у нее опускались. Как бы хорошо ни было там, на Орловщине, а покидать свой дом человеку всегда тяжело…

Зато тетя Фрося будто лет на двадцать помолодела. Она и ящик с посудой сама гвоздями забила. И большую клетку где-то добыла – гусей перевозить. И отцу указывала, что с собой взять, а чего брать не надо. И на мать покрикивала, чтобы не сидела сложа руки да не плакала – здесь в море и так соленой воды много!

А вечером пришел Иван Никанорыч.

– Сами коровку приведете ай мне согнать? – спросил он.

Федя и Данилка в это время спускались с горы. Федя как увидел около своего двора Ивана Никанорыча, так и бросился домой. Сердце у него защемило – пастух за Зорькой пришел.

Мать молча надела Зорьке веревку на рога и вывела ее на дорогу.

– Не отдам Зорьку! – заголосил Федя и начал отнимать у матери веревку.

Но Иван Никанорыч тихонько отстранил Федю, взял веревку, намотал на руку и сказал:

– Не тужи, Федюнька. На новом месте у вас, глядишь, новая корова будет.