Лунев вышел на улицу, и за спиной его над дверью печально звякнул колокольчик.

    До квартиры, арендованной Луневым здесь же на Садовой еще двенадцать лет назад, оставалось идти не более четверти часа. Миновав здания Гостиного двора и Публичной библиотеки, Платон Аристархович перешел Невский. За спиной, дребезжа в темноте, прокатился трамвайный поезд. Сей наследник конки, уже привычный жителям столицы, неизменно вызывал живейший интерес у приезжих. Лишь семь с небольшим лет назад колеса первого самобеглого вагона коснулись земли Санкт-Петербурга, но появился-то он здесь куда раньше! Правда, до сентября 1907 он ездил лишь зимой, по рельсам, уложенным на лед замерзшей Невы.

    -  Ваше высокоблагородие, огоньку не найдется? - Перед Луневым стоял инвалид в долгополой солдатской шинели с пустым рукавом.

    -  Да-да. - Лунев достал из кармана коробку шведских спичек.

    -  Благодарствую! - поднося к огню папиросу, вымолвил служивый и добавил чуть тише: - Господин полковник, вы уж, того, поосмотрительней будьте, там за вами малый хвостом вьется, морда ненашенская, как бы чего дурного не вышло.

    Лунев оглянулся, опуская в карман спичечный коробок и нащупывая рукоять маленького пятизарядного браунинга. Местные остроумцы именовали такие пистолеты - «опасная игрушка для самоубийц». Он мельком повернул голову, оглядываясь через плечо, точно привлеченный перезвоном отправки электрического вагона. Невысокая мужская фигура, плохо различимая в темноте, резко повернувшись, скрылась в подворотне.

    -  Экая чертовщина, - пробормотал себе под нос Лунев, поворачиваясь и уже открыто глядя в сторону Невского. - Кому это я вдруг понадобился? - Он простоял еще несколько минут, но соглядатай не появлялся. - Может, почудилось? - не выпуская на всякий случай браунинг из руки, вздохнул Платон Аристархович.

    Всю оставшуюся дорогу он шел, тщательно прислушиваясь к шагам за спиной и пытаясь догадаться, вправду ли его кто-то выслеживал, или же померещился бывшему солдату «коварный враг».

    У самого подъезда стоял роскошный новенький автомобиль «делоне-белльвиль». Возле мотора перетаптывался с ноги на ногу дюжий казак-атаманец. Увидев полковника, тот вытянулся во фрунт, вскидывая руку к папахе. «К кому бы это?» - отвечая на приветствие, подумал Лунев, вспоминая всех живущих в подъезде. Но не успел он припомнить каждого из соседей, как из машины, словно чертик из табакерки, выскочил еще один человек.

    -  Лейб-гвардии Атаманского казачьего полка сотник Холост! - на всю Садовую отрапортовал офицер.

    -  И что ж с того? - с недоумением глядя на стоящего перед ним казака, осведомился Лунев. - Я, чай, не сваха, на что мне знать, холосты вы или женаты?

    -  Фамилия моя Холост, - ничуть не смутившись, явно не впервой, ответил улыбающийся атаманец, - звать Сергеем Ивановичем. Лет сто тому обратно предку моему, войсковому старшине, писарь документ выправлял, да с пьяных глаз перепутал: там, где фамилия значиться должна, семейное положение влепил. А так-то у него прозвание было Жук! Мы о-го-го, еще те Жуки были! - Сотник поднял кулак, видимо, демонстрируя впечатляющие размеры жуков. - Ну а писарь, стало быть, волосья на тыковке своей подергал и предложил моему незабвенному пращуру аж десять целковых зато, что в пачпорте напишет фамилию по-благородному - «Холост-Жук».

    -  И что? - уже заинтересованно глядя на балагура, спросил контрразведчик.

    -  Предок мой славный почесал старательно лоб да за пять рубликов и шкалик зелена вина согласился просто Холостом зваться, а то уж совсем несусветно получается.