Великая беда для России - отсутствие правильных разведывательных и контрразведывательных служб. Все случайно, все кавалерийским наскоком. Сегодня ты состоишь при Особом Делопроизводстве главного управления Генерального штаба и решаешь, быть может, участь державы, а завтра - начальственный ветер переменился, и ступай полком командовать!

    Лунев неспешно перебирал в памяти имена тех, кто мог бы сослужить добрую службу в этом непростом деле… Нет, никого.

    Хотя, впрочем, почему же нет? Платон Аристархович невольно улыбнулся. Пред внутренним его взором возникла тучная фигура забавного человечка, напоминавшего небольшой монгольфьер в золотом пенсне. Сходство увеличивалось еще и тем, что коротышка пыхтел при ходьбе, точно горелка под воздушным шаром. Звался сей яркий образчик человеческой породы Христиан Густавович Снурре. Коллежский асессор и кавалер. При всей своей внешней непрезентабельности этот потомок шведского вахмистра, взятого в плен еще при Шлиссельбургской баталии, был самым въедливым, самым тщательным архивистом в департаменте полиции. А архивы, как гласила популярная в коридорах Особого Делопроизводства пословица, - есть верная смерть шпиона.

    Здесь, кажется, предстояло иметь дело с врагом внутренним. Но - кто знает, кто знает! Наверняка Снурре должен быть в Петрограде. Невероятно, чтоб Христиана Густавовича отправили на фронт, а уж добровольцем представить его - и подавно сверх всяких фантазий!

    Стройный ход мыслей Лунева был прерван самым неожиданным и бесцеремонным образом.

    -  Ах ты, шпионка! - донеслось из коридора. - Ах, гадючье семя!

    -  Помилосердствуйте, господин штабс-капитан! Да что ж вы такое делаете-с?! - Второй голос, не такой яростный, скорее испуганный, принадлежал давешнему служителю Царскосельской железной дороги.

    -  Изыди, каналья! - продолжал бушевать неведомый крикун. - Ты что же, с ней заодно?! Родину продаешь, скотина?! На Иудины сребреники позарился?

    За дверью послышался вскрик и звук падающего тела.

    -  Ну вот ты и попалась, паскуда! - разъяренный голос доносился совсем рядом. Лунев готов был поспорить, что неизвестный ему офицер изрядно нетрезв. Он тяжело вздохнул, поднимаясь с обитого темным плюшем дивана, и шагнул к двери.

    Картина, представшая его взору, действительно не радовала. У самой двери его временного обиталища жалась к стене невысокая молодая женщина в длинном собольем палантине, из-под которого выглядывал стоячий воротник зеленого с бледно-золотым узором платья. Огромные темные глаза ее смотрели испуганно, и, судя по дрожанию пухлых, хорошо очерченных губ, она готова была разрыдаться, когда б не так боялась своего обидчика.

    Несчастный проводник сидел на полу, подвывая и держась за челюсть. Бузотер, подгулявший верзила в новенькой пехотной форме, устремился было к жертве, расстегивая висевшую на поясе кобуру, но вдруг уперся в коренастую, ладно сбитую фигуру Лунева.

    -  Извольте занять свое место, господин штабс-капитан! - упирая в пьяного офицера жесткий взгляд, процедил тот. - Немедленно!

    Глаза дебошира остановились на мундире Лунева. Он качнулся назад, запоздало прикрывая белый крест с черным якорем на груди - знак 199-го пехотного Кронштадтского полка.

    -  Так ведь шпионка же ж, - куда как менее свирепо пробормотал кронштадтец. - Австриячка!

    -  Извольте повиноваться! - уже не скрывая раздражения, жестко прикрикнул Лунев. - Австриячка она или же сам кайзер Вильгельм, самосуд чинить вам не подобает!

    Зло ворча под нос, самозваный охотник за шпионками уныло ретировался в свое купе.