— Да, — согласился Шереметев. — Видно, великий мастер ее изготовил.

— О да! Ее делал великий Донателло  в тысяча четыреста пятьдесят третьем году. Сам он родом из Флоренции, десять лет проработал в Падуе и за это время изготовил не только эту статую, но еще и великолепный бронзовый барельеф для главного алтаря церкви Святого Антония. Эй, милейший, езжай к Святому Антонию.

Карета остановилась около величественной базилики с семью куполами, достигавшей в длину без малого сто сажен.

— Н-ничего себе… — лепетал пораженный этой огромностью Курбатов.

Внутри русских удивил сверкающий позолотой канделябр в два человеческих роста. Пока они любовались им, Кутини отыскал настоятеля, переговорил с ним и пригласил гостей в алтарь. И там негромко начал объяснять:

— Это все работа великого Донателло. Вот его ангелы, играющие на разных инструментах, все это изготовлено из бронзы. А вот этот каменный барельеф — «Положение во гроб» — его последняя работа в Падуе. Посмотрите, синьоры, как он передал горе людей, на их лицах искренняя печаль, а женщина в отчаянии вскинула вверх руки.

— Как живая… — пробормотал Курбатов.

— Вот именно! — подхватил с гордостью Кутини, словно все это сработал сам, и, указывая на бронзовые статуи, продолжал представлять их поименно: — Вот это святой Антоний, по имени которого названа церковь, это святой Юстин, это святой Франциск…

Да, венецианский дож, поручая Кутини гостей, знал, что делал. Он потащил их в капеллу Сан Феличе знакомить с фресками Альтикиеро и Аванци, потом в знаменитую ораторию Скуоло дель Санто к фрескам великого Тициана.

Когда подъехали к университету, голос Кутини зазвучал с особой торжественностью:

— Это старейший университет Европы, синьоры, он основан в тысяча двести двадцать втором году. В нем с тысяча пятьсот девяносто второго года по тысяча шестьсот десятый трудился великий флорентиец Галилео Галилей. Именно здесь он изобрел свою знаменитую зрительную трубу, с помощью которой открыл на Луне горы и даже измерил их высоту.

— Как?.. — воскликнул Курбатов. — Как измерил?

— По тени, молодой человек, по тени, — отвечал снисходительно Кутини, словно измерение лунных гор по тени было пустяком. — С помощью своей зрительной трубы Галилей открыл у Юпитера четыре спутника, определил скорость вращения Солнца…

До самого вечера знакомил Кутини гостей с достопримечательностями Падуи, и когда наконец они возвратились в гостиницу, Шереметев спросил:

— Откуда вы все знаете это, господин Кутини?

— Это моя родина, и я ее люблю, ваше превосходительство, — ответил Кутини.

В обратный путь в Венецию они отправились через три дня. Когда проезжали усадьбу Бертучи и возчик намеревался уже свернуть к ней, помня о приглашении хозяина, Кутини сказал:

— Не надо. Едем прямо.

Вскоре усадьба Бертучи исчезла за деревьями, и он пояснил спутникам:

— Он же нас до ночи не выпустит. А нам засветло надо добраться до места.

И действительно, до своей венецианской гостиницы они добрались уже ночью. Скинув кафтан, шляпу, Шереметев сказал дворецкому:

— Алеша, позови ко мне Савелова.

— Он, поди, уж спит.

— Разбуди, приведи. Пока с ним говорить буду, побудь за дверью.

Адъютант появился заспанный, в накинутом кафтане, встал в дверях.

— Слушаю, Борис Петрович.

— Подь, Петя, поближе… — почти ласково молвил боярин. — Чего ж в дверях встал-то?

Савелов приблизился.