Изменить размер шрифта - +
Как ни чудовищна и коварна была акция гнусного толстяка, но и она, кажется, не так больно задела сердце, как этот неспровоцированный суд друзей. «Не пойду. Там сидит Зяблик!» И не пойдёт! Вадим таков, ему терять нечего. Но как обойтись без него? Ещё неделю назад, когда не было проклятых треволнений, он произвёл новые расчёты, нужно переставить, перепаять в приборе около двухсот тончайших, едва видимых глазом вольфрамовых нитей-проводов. Заставь другого слесаря — всё перепутает, порвёт, потом не разберёшься. Ах, Вадим, Вадим! Поставить бы тебя директором, да напустить Папа — по-иному бы заговорил ты, мерзавец!

Неслышно, незаметно, точно Карлсон спустился с крыши, в кабинет вошел Зяблик. Гладко выбритый, отдохнувший. Под мышкой — папка из жёлтой кожи, новая, видно, привёз из Италии. Согнулся в подобострастно-ироническом поклоне.

— Как спалось, как настроение?

«Чёрт! — думал Филимонов, пожимая руку заместителю и отворачивая взгляд в сторону. — Издевается, что ли?»

— Прошу на совещание. Если позволите — прокачусь с вами в вашей «Чайке»?

— Какое совещание?

— В Президиуме Академии наук. Металлурги собираются. Звонил вице-президент, просил быть.

— Поедемте. Голова болит. Может, пройдёт в дороге.

В машине сел в задний угол салона — не хотел, чтобы Зяблик видел его разбитое тревогой и сомнениями лицо. Откинул назад голову, зажмурил глаза и так ехал всю дорогу. В Академии рассеянно отвечал на приветствия, место занял в заднем ряду, укрылся за широкими спинами академиков. Зяблик показывал на входящих, называл фамилии; в другой раз вставал, подбегал к вошедшему, долго тряс руку. Иным незаметно, одними глазами показывал на Филимонова — мол, новый директор «Титана», восходящая звезда.

Филимонов видел всё это, но мыслью был далеко; на разные лады представлял реакцию Ольги, дальнейшие отношения с нею. Калёной стрелой пронизала простая и ужасная по грозившим последствиям мысль: с думой об Ольге трудился он как каторжник все эти последние годы, — не знал, не давал себе отчёта, но ей он больше всего хотел доказать свою научную состоятельность.

На трибуне, уткнувшись в бумаги, что-то бубнил докладчик — Филимонов не слушал и бездумно оглядывал ряды сидевших перед ним людей. Зяблик сунул бумаги:

— Надо подписать.

Документов было три: один касался нового штатного расписания сектора тизприборов — сотрудников тут становилось больше, оклады многим увеличивались; другой документ — приказ о восстановлении недавно уволенной Мамы Бэб; и третий — приказ о назначении нового начальника отдела кадров. «Та белокурая женщина — помните?» — зашептал Зяблик и нехорошо, одним ртом засмеялся. «На пляже! — чёрной молнией блеснула мысль. — Это она лежала в стороне… всё видела!»

Филимонов чуть не застонал от ужасного открытия. «Заговор! Мерзавцы! Однако ладно. Померяемся силами. Буду бороться… Бороться до конца!»

— А тот… старичок? — спросил, едва сдерживая ненависть.

— На пенсию провожаем.

— Должность серьёзная, — возразил Филимонов. — Хотел бы познакомиться с этой женщиной, поговорить.

— Вы уже достаточно знакомы. — И Зяблик снова засмеялся.

— А Федь? Кадрами он занимается. И штатами… Филимонов возражал, но напора в его словах Зяблик не слышал. Махнул рукой, зашипел неприлично громко:

— Ах, этот Федь! Хотите истории раздувать — слушайте Федя.

Директор нехотя и нетвёрдо подписал документы. Подписывая, мысленно представлял Федя, Ольгу, Вадима. И вёл с ними незримый неслышный диалог: «Вас бы посадить в мою шкуру! Я бы поглядел, как вы завертелись».

Быстрый переход