Неожиданная концовка тирады вначале озадачила, потом рассмешила. Федь, поглаживая приставку, сказал:

— Как только вы уехали, он коршуном насыпался на меня. Никакой, говорит, ты не заместитель, а заместитель у директора один, это я, Зяблик, а ты валяй в свою лабораторию и приготовь к сдаче всё оборудование. И так это у него вышло, что вроде с вами всё согласовано и что мне вообще следует убираться вон из института.

Федь говорил всё это с улыбкой, без зла и обиды, и в голосе слышались нотки признания собственного слабодушия.

— Ну, раз, думаю, так решили — что ж, я уйду. А вместе со мной подалась и Ольга.

Довольный оборотом дел, принявшим характер примирения, Филимонов сказал:

— Объявлю вам выговор в приказе и верну на место. У меня ведь особо не разгуляешься. Я вам не Зяблик.

— Он, говорят, в больнице.

— Да, свалился, — подтвердил Филимонов. — Скорая помощь из кабинета взяла. Я звонил доктору: на этот раз, говорит, у него и впрямь спазмы, только не сосудов головного мозга, а сердца.

— Подлость какая-нибудь вскрылась. Зяблик всегда так: нашкодит — в больницу прыгает. По три-четыре месяца валяется. Как только выдерживает без дела?

Вошёл Вадим. Подал Федю листок с заключением химической лаборатории.

— Так и знал: полная неудача! Улучшена одна позиция — твердость, да и то — смех сказать! — на три процента.

Филимонов взял листок.

— Понимаю, вы ожидали большего, но и три процента на дороге не валяются. Главное — вы нащупали верный путь. Давайте, Николай Михайлович, ваши расчёты.

— Расчёты не только мои — и Ольгины тоже. Она предложила ваш путь крученых зависимостей.

— Путь верен — вижу, да что-то упущено. Вернее — не найдено.

Ольга разложила на столе пачку бумаг с расчётами, достала тетрадки — в них все варианты математических ходов, долгие дни исканий. Она трудилась с Федем на равных, старалась как никогда, ей хотелось совершить невозможное. В обычное время равнодушная к славе, она теперь жаждала славы, ждала признания, ей даже хотелось как можно скорее защитить диссертацию. И она сказала Федю: «Вы не возражаете, если я все поиски свои, особенно выводы, — свои, конечно! — соберу потом в диссертацию?»

«Что вы, что вы, Ольга! — поднял руки Федь. — Я сам вам хотел сказать об этом. Да если наша приставка хоть на малую долю улучшит структуру металла, вы и тогда будете достойны учёного звания. Я сам позабочусь об этом!» Ольга была сильно смущена своей смелостью, но за готовность помочь поблагодарила Федя. И с ещё большим жаром взялась за дело.

Филимонов, проверяя расчёты, шептал чуть слышно, иногда восклицал:

— Здесь ваша, Николай Михайлович, походка, а здесь… Ольга! Вижу, Оля кружит свои вензеля.

Он чуть не сказал: «Вижу свою походку», но не сказал, а похвалил Ольгу и затем, погружаясь в расчёты всё дальше, убеждался в своей правоте, ибо Ольга в расчётах придерживалась его метода, пользовалась его приёмами, но расчёты были её. Она шла своим, оригинальным путём — он, кажется, был короче, быстрее приводил к цели. Но где таилась неудача? Где тот единственный предопределённый законами природы путь, который бы открывал доступ к тайнам твердости цветных металлов?.