|
Долмансе — Заклинаю вас, сударыня, поторопитесь с рассуждениями, я больше не могу; сейчас я против воли извержу семя, и этот страшный член, уже поверженный, не сможет более служить вашим наставлениям. Евгения — Как! Он поникнет, ах, дорогая моя, если потеряет то семя, о котором ты говорила!.. О! Дай мне принять его, я хочу увидеть, каким он станет... И потом, мне так хочется посмотреть на это извержение! С.— А. — Нет, нет. Долмансе, встаньте; согласитесь, ведь это — награда за труды, и я не могу вручить вам ее раньше, чем вы это заслуживаете. Долмансе — Ладно; однако, чтобы лучше убедить Евгению во всем, что мы раскроем ей о наслаждении, что мешает вам начать ласкать ее на моих глазах, например? С.— А. — Ничто, конечно же, и я возьмусь за это с тем большей радостью, что этот урок распутства лишь поможет нашему делу. Ляг вот сюда на канапе, моя милая. Евгения — О! Боже! Приют очарования! А зачем все эти зеркала? С.— А. — Затем, чтобы повторяя отражения в тысячах вариантов, они до бесконечности преумножали одно наслаждение в глазах тех, кто вкушает его на этой оттоманке. Ни один уголок тел, таким образом не может быть скрыт: Необходимо, чтобы было видно все полностью; это как будто множество пар, собранных вокруг тех, что связаны любовью, множество подражающих их наслаждению, множество великолепных картин, возбуждающих дерзкие ласки, и будто дополняющих их. Евгения — Какая прелестная уловка! С.— А. — Долмансе, помогите жертве раздеться. Долмансе — Это нетрудно, остается ведь лишь снять этот газ, и обнажить самые сокровенные прелести. (Раздевает ее, и его взгляд сразу же устремляется к ее ягодицам. ) Наконец-то я вижу их, эти божественные и драгоценные дары, к которым так пламенно стремлюсь!.. Черт возьми! Какая смуглость и свежесть, совершенство и изящество!.. Никогда не видел ничего подобного! С.— А. — Ах! Хитрец! Даже первые слова лести выдают твои вкусы и влечения! Долмансе — Да может ли быть на свете что-нибудь прекраснее? Ну где найдет любовь божественней алтарь?.. Евгения... Великолепная Евгения, дай мне расточить этим ягодицам нежнейшие из ласк! (Гладит и с воодушевлением целует их. ) С.— А. — Перестаньте, распутник!.. Вы забыли, Евгения принадлежит мне одной, она — лишь высочайшая награда за ожидаемые от вас наставления; лишь получив их, она станет вам платою. Смирите вашу пламень, или я рассержусь. Долмансе — Ах, плутовка! Это ревность... Ну что ж, предайтесь мне сами; я так же буду поклоняться вам. (Снимает сорочку с г-жи де Сент-Анж и ласкает ее ягодицы. ) Ах, какая прелесть, ангел мой... Не меньшая краса! Дай, я сравню их... Дай, полюбуюсь вами обеими: Ганимед рядом с Аенерою! (целует ягодицы той и другой) Я хочу навсегда запечатлеть в памяти очаровательное зрелище таких красот, так не могли бы вы, сударыни, обнявшись, подольше дать моему взору насладиться видом этих прелестных полушарий, мною боготворимых? С.— А. — Ради бога!.. Ну, что, вы довольны? (Они, обнявшись, становятся спиной к Долмансе) Долмансе — Лучше нельзя: именно этого я и хотел; а теперь двигайтесь со всею горячностью сладострастия; пусть ваши полушария ритмично опускаются и приподнимаются, как будто вы следуете ощущениям наслаждения... Так, так, прелестно!.. Евгения — Ах, милая моя, как хорошо с тобой! Как называется то, что мы делаем? С.— А. |
