Надо сделаться
малым перед людьми, перед собою, чтобы войти в дом Бога.
Отрекись себе — и ты сольешься с Ним. Чем больше отрече-
ние, тем ближе к Нему.
27 авг. 1904. Пирогово.
Нынче проснулся рано и вот записываю:
1) О том же, о просветлении: Я, постепенно просветляясь
(живя), выражаю себя. То же происходит для рода людей: я, просветляясь, выражаю род всех моих предков. Весь мир (на
мира. Какая это линия? Т. е. все это просветление идет ли все
вперед и вперед по прямой, которая мне кажется прямой только
потому, что это бесконечно большая, замыкающаяся кривая, или
это — прямая, которая для меня, как бесконечная, не имеет смыс-
ла, но не бессмысленна для бесконечного Разума. Для меня все
это спирали, оси которых составляют большие спирали, оси
которых еще больше, и так до бесконечности. Я не могу и дол-
жен не мочь понять все. Но я знаю направление и движение, знаю, главное, что я, истинный я, не бесконечен, не бессмысле-
нен, но сущий и стою неподвижно, а то, что мне кажется, что я
движусь и все движется, есть только просветление, в чем жизнь.
И это важно и нужно. (Дурно написано, но для меня и для тех, кто войдут в мой ход мыслей, понятно.)
2) О величии людском, о чем уже писал. Но нынче мне особен-
но ясно: Для того, чтобы спокойно, разумно понимать жизнь и
смерть, неизбежно, необходимо понимать свое равенство со всеми
не только людьми, но животными, понимать не только равенство, но ничтожество. Только при таком понимании себя может быть
разумная, спокойная жизнь и бесстрашие перед смертью. Ты —
какая-то бесконечно малая частица чего-то, и ты был бы ничто, если бы у тебя не было определенного призвания—дела. Это толь-
ко дает смысл и значение твоей жизни. Дело же твое в том, чтобы
использовать данные тебе, как и всему существующему, орудия
(иступить топор, источить косу). И все дела равны, и ты не мо-
жешь сделать ничего больше того, что тебе задано, не можешь и не
сделать. Все твое дело в том, чтобы делать охотно. Стало быть, ты
можешь быть супротивником Бога, можешь мучить себя и все-таки
исполнить Его дело. В лучшем случае ты можешь только не про-
тивиться, не корячиться. И потому ничего важного, великого чело-
век не может сделать. Только стоит приписать человеку великое, исключительное — и делаешь из него урода. Стоит приписать это
себе — и погиб: и нет спокойствия, ясности жизни и бесстрашия
смерти. — Прикладываю к себе: мне дана потребность думать, вы-
ражать мысли, писать и сообразовать кое-как свою жизнь с свои-
ми мыслями (что я очень дурно делаю), и потому, как бы мне и
другим нам, бактериям, ни казались важны мои записанные мыс-
ли, они в действительности так же важны, как выращенная рожь, не важнее, чем воспитанная кошка. Я чувствую: как только припи-
сал себе значение большее, чем яблони, клена, принесшего плоды, так лишил себя спокойствия, радости жизни, покорности смерти.
Записать надо:
1) По мере того, как открывается сущность жизни, т. е. что
человек узнает свою безвременную, беспространственную при-
роду, уничтожается, умаляется его матерьяльная природа, т. е. раз-
биваются пределы, отделяющие его от других существ (земля, и
в землю пойдешь). (Здесь я что-то забыл.)
2) Не только люди к старости, но животные добреют. Добре-
ют ли растения? Что делается в них, мы не знаем, но то, чем про-
являются их жизни в старости, имеет свойства добра: они роня-
ют свои плоды, семена, служат другим и перестают бороться (гни-
ют), уступают место другим. |