Хозяин расхаживал по мастерской и осматривал большие и маленькие глиняные кувшины. Длинными рядами стояли
они на полу и на деревянных полках вдоль стены. Одни уже были покрыты узорами, другие, не обожженные еще, ждали, чтобы старый искусный мастер,
тоже раб, нарисовал на них женщин в ярких одеждах, деревья, оленей, коз и охотников с копьями, которые гонятся за львами.
Я пробрался к печке, стараясь не шуметь, влез в отверстие, сгреб в сторону золу и стал раздувать вчерашние угли, пока не затлел огонек;
тогда я положил жгут сухой соломы, и огонь весело затрещал.
"Как хорошо, - подумал я, - удалось сразу разжечь!"
Беда, если огонь долго не разгорается или вовсе потухает! Тогда хозяин сердится и кричит, что это плохая примета и случится несчастье: либо
лопнут горшки, либо кто-нибудь из рабов заболеет.
Я стал вылезать из печи, и вдруг что-то обожгло мне спину.
Хозяин стоял около печи с плетью. Его лицо, сморщенное, как скорлупа ореха, с растрепанной бородой, было сердито.
- Ты почему опоздал? - закричал он. - Обленился? Кто в детстве был лентяем, тот в старости будет нищим - запомни это. - И он опять ударил
меня плетью по ногам. - Ты еще мальчишка, отца у тебя нет, и я должен учить тебя мудрости. Вот я и бью тебя. А что ты должен сказать мне в
ответ?
- Спасибо, дорогой Абибаал, за науку, - прошептал я.
- Ты вот опаздываешь, а у меня из-за этого не сохнут горшки!.. Ах, вот что, дерзкий щенок? Ты еще смеешься?
Хотя мне и было больно от плети, но у горшечника, когда он сердится, так смешно трясется борода, совсем как у козла, что я засмеялся против
воли.
- Чему ты смеешься? Говори! - Горшечник снова поднял плеть.
Разве я мог упомянуть про его почтенную бороду? Поэтому я сказал:
- Мне смешно вспомнить, что чудной старик мне подарил за глиняный кораблик настоящее серебряное кольцо.
- Какой старик?
Я рассказал, что случилось утром. Абибаал замахал руками и забегал по мастерской.
- Это, вероятно, большой богач! Ты его приведешь ко мне, я ему буду продавать мои светильники и кувшины или я с ним открою большую торговлю
посудой и сразу разбогатею.
Он охал, качал головой, наконец сел за гончарный круг.
- Встань около меня и учись, как надо работать.
Перед ним находилась деревянная круглая доска, прикрепленная к прямой подставке. Внизу к этой же подставке был приделан второй деревянный
круг.
Горшечник толкал ногой нижний круг, и тогда верхний круг вертелся то медленнее, то быстрее - как было нужно хозяину.
Я подаю кусок мягкой глины. Он с размаху опускает его на середину круга и обминает руками, а круг все время вертится. Питом он вдавливает
четыре пальца в середину глины, а большим пальцем прижимает глину снаружи.
Крутящаяся глина под его пальцами начинает превращаться в грубую чашу; тогда он, сжимая пальцы, тянет глину кверху, стенки становятся все
выше и тоньше. Руки он постоянно мочит в миске с водой, почему глина легко скользит.
Что он захочет, то и делается под его пальцами из вертящейся глины.
Сперва у чаши стенки все расширяются, но он подхватывает края снаружи и начинает сжимать. Тогда у чаши суживается верх, вытягивается узкое
горло, и получается пузатый кувшин, в каком у нас дома хранится оливковое масло. |