Были выпущены футболки, пластиковые мешки, кепочки, рюкзаки (все с фестивальной символикой), аудиокассеты с записями старых альбомов Лекова и с их же версиями в исполнении молодых рокеров – все это было уже развезено по торговым точкам концертных площадок и ждало своих покупателей.

А покупатели, кажется, не заставляли себя ждать. Билеты на фестивальные концерты продавались отлично, и Гольцман был уверен в успехе мероприятия.

Успех заключался не только в продаже билетов. Это была хоть и немаловажная в финансовом смысле, но только внешняя сторона.

Спонсором фестиваля, если обратить внимание на уличную и телевизионную рекламу, был Союз прогрессивных либералов – новая партия, претендующая на ведущую роль в политической жизни страны. Кроме того, через неделю должны были состояться выборы в законодательное собрание Санкт-Петербурга, и московское отделение Союза выделило Гольцману немалую сумму на проведение фестиваля таким образом, чтобы он рекламировал тех кандидатов, которые представляли этот самый Союз в городе на Неве. Руководство новой прогрессивной партии должно было присутствовать на первом концерте, вкратце и в доступной форме изложить молодой аудитории свою программу и объяснить, что выбор прогрессивных либералов – единственно подходящий для всей прогрессивной молодежи.

Сумма, полученная Гольцманом от Союза, значительно превышала ту, что он должен был собрать от продажи билетов, и сегодня он весь день, с раннего утра, делил эту сумму, распределяя доли между нужными ему людьми в городском управлении, людьми, без которых его фонд и его продюсерский центр просто не могли бы существовать в том сверкающем виде, в котором пребывали ныне.

Зазвонил внутренний телефон, Гольцман поднял трубку и услышал голос секретарши.

– К вам Игнат, Борис Дмитриевич.

Борис Дмитриевич чертыхнулся и, сбившись со счета, бросил на стол пухлую пачку двадцатидолларовых купюр.

– Чего ему надо? Нет меня. Скажи – занят… Уехал… Не знаю, сама думай. Все, не беспокой меня ближайшие полчаса!

Как только он положил трубку, дверь кабинета распахнулась, и на пороге возник Игнат собственной персоной. Не останавливаясь и не здороваясь, он, захлопнув ногой дверь, подошел к столу Гольцмана, придвинул кресло и уселся напротив Бориса Дмитриевича с совершенно хозяйским видом.

– Ты что? – изумленно спросил Гольцман. – Ты что, Игнат, себе позволяешь?

– Не будем месить воду в ступе, – заявил Игнат. – Снимай концерт, Боря.

– Что?!

То, что сказал Игнат, было вне понятия реальности. Снимать сегодняшний концерт было невозможно. Ни при каких обстоятельствах. Мало того что все билеты были проданы, но в данный момент к стадиону приближалась на четырех "мерседесах" делегация Союза прогрессивных либералов, заплатившая за свою рекламу большие деньги… И даже не в деньгах, собственно, было дело, хотя и в них тоже. Дело было гораздо более серьезное… Дело было в политической ситуации и в зависимости от нее бизнеса Гольцмана, да и самого физического существования Бориса Дмитриевича.

– Что ты сказал?

– Что слышал. Снимай, говорю, концерт. Его все равно не будет.

Гольцман сглотнул комок, подступивший к горлу, и потянулся к телефонной трубке.

– Спокойно! – тихо вскрикнул Игнат. Он одним прыжком вылетел из кресла, оказался рядом с Гольцманом, вырвал из его руки трубку, положил на аппарат, вытащил из собственного кармана мобильник, набрал несколько цифр и протянул Борису Дмитриевичу – все это в какие-то секунды.

– Кто там? – невпопад спросил Гольцман, машинально беря трубку из рук бандита.

– Там Моня. Твой администратор. Он сейчас на стадионе. Поговори с ним. Он тебе доходчивей объяснит…

– Что? При чем тут…

Гольцман услышал в трубке голос Мони и махнул рукой на Игната – мол, иди ты куда подальше…

– Игорь? Что там у тебя?

– Борис Дмитриевич? Это вы?

– Я, я… Говори, что там происходит? Тут у меня какие-то… Короче, что?

– Труба, Борис Дмитриевич! Полный аллес! Все билеты арестованы!

– Что это значит?

Лицо Гольцмана стало наливаться революционным багрянцем.