Звенигору по ночам мучили кошмары, терзали черные мысли...

Вокруг темнота. Душно. Слышен глухой шорох волн за бортом да храп и стон невольников. Звенигора вздыхает, вытирает рукавом лицо и всматривается в низкий дощатый потолок. Долго лежит с открытыми глазами, старается заснуть, но не может. В голове роятся мысли и воспомина­ния. Оживают в памяти мать, сестренка Стеша, старый дед, которые, вероятно, уже и надежду потеряли увидеть его живым, вспоминает Златку... Но чьи бы лица ни представ­лял себе, какие бы картины прошлого ни всплыли перед ним, он не мог долго любоваться ими, ибо сразу же одо­левала неотступная жгучая мысль: как освободиться? Не­ужели ему суждено провести все годы жизни за веслом? Неужели не представится счастливого случая для побега?

Осторожно, чтобы не разбудить товарищей, Звенигора поднимается, садится на скамье и начинает перебирать в мыслях всевозможные варианты освобождения.

Нападут на судно запорожцы – захватят его. Вот и свободен... Но нападут ли? Не придется ли ждать этого десять, а то и двадцать лет и, наконец, не дождавшись, по­гибнуть в отчаянии?

Может, воспользоваться золотом атамана Серко?.. Но как? Если паша Семестаф узнает – просто отберет! Про­падет пояс с монетами ни за что ни про что! К тому же останутся в неволе Роман и Спыхальский. А этого он и в мыслях не допустит. Уж если освобождаться, то только вместе!

Перебить охрану и захватить корабль?.. Легко поду­мать, а сделать – никакой возможности. Прежде всего из-за проклятых кандалов и цепи, на которую их нанизали, как рыбу на кукан.

Становилось ясно, что единственный путь к освобож­дению – перерезать или перетереть цепь. Тяжелая, кованая, она пропущена под ногами гребцов сквозь кандалы, черной змеей извивается под скамьями и не позволяет ни одному невольнику отойти от своего места дальше чем на шаг.

Звенигора нащупал в темноте несколько звеньев, под­нял, положил на колени. Цепь как цепь. Таких на Сечи было полно, – их выковывали в кузнях для разных хозяй­ских нужд. Но здесь это не просто цепь, а враг, которого необходимо одолеть.

Но как?

Порвать? Не порвешь! Перерубить или перепилить? Нечем.

Что же делать?

Звенигора мысленно перебрал десятки разных способов. Однако ни до чего путного не додумался. В бессильной злости намотал цепь на обе руки и рванул изо всех сил... Железо загремело, зазвенело, словно засмеялось над его бессмысленным усилием. Он бросил цепь под ноги, беспо­мощно улыбнулся в темноте своей наивности и, обхватив руками голову, повалился на скамью.

Но мысли точат мозг, как шашель дерево.

Вот если бы достать кусок камня-песчаника, им мож­но было бы постепенно перетереть одно из звеньев. Как бы не так! Где его возьмешь? На берег невольников не пуска­ют! Из турок никто такой услуги не окажет... Так чего же тешить себя призрачной надеждой!..

Вдруг вспомнилось, как дома, еще в Каменце сорва­лась однажды с цепи собака и набросилась на нищих, что зашли было во двор. Арсен тогда был еще мальчиком, но и до сих пор помнит, как большой лохматый Цыган рва­нулся вперед, к незнакомцам, как звякнула натянутая, словно струна, цепь, как закричали перепуганные нищие, отбиваясь от пса посохами. Отец выбежал из мастерской и оттащил собаку назад, к будке. Нищих как ветром сдуло со двора. А отец, удивленный тем, что случилось, поднял с земли цепь.

«Какой сильный наш Цыган», – сказал тогда Арсен.

«Не в силе дело, – ответил отец. – Глянь-ка сюда. Ви­дишь?» – и показал обрывок цепи.

Звенья ее в местах соединения так перетерлись со вре­менем, что были не толще капустного листка.

«Ишь ты! – удивлялся тогда мальчик.