– У меня мама в Фомске живет, – пояснила Тося. – Домашнее‑то ведь вкуснее. Правда?

Я бездумно согласился и тут же понял, что теперь буду есть, пока это занятие не надоест самим молодоженам и они не начнут укладываться спать.

– А тот товарищ, – обратилась ко мне Тося. – Эй, товарищ! – Это уже относилось к гражданину в сером. – Подсаживайтесь, пожалуйста, откушать. Все домашнее.

– А? Что? – очнулся гражданин.

– Садитесь сюда поближе.

– Год, число, месяц? – отрывисто спросил гражданин.

– Теперь уже первое августа тысяча девятьсот семьдесят пятого года, – ответил я. – Вы уже спрашивали.

– А реальность та самая?

– Самая что ни на есть та.

– Благодарю вас. – И гражданин снова погрузился в глубокие раздумья или сон, понять это было трудно.

Бабуся чувствовала себя за столом совершенно свободно, ловко чистила жирную колбасу, раздирала курицу. Пассажиры вагона помаленьку осваивались с новым житьем‑бытьем. В последнем купе студенты запели «Бамовский вальс».

– Постельного белья на всех не хватит, – объявила проводница. – Только двадцать пять комплектов. Детям и престарелым.

– Как это? Как это? – заволновались в вагоне.

– Кому не нравится, может ехать другим поездом.

Простыни и наволочки мне не видать. Я уже вышел из одного привилегированного возраста и еще не вошел в другой.

– Вам, гражданочка. – Проводница бросила пачку постельного белья и полотенце старушке. – Детей нету?

– Не надо мне, голубушка, постели, – сказала старушка. – Мне в Старотайгинске выходить. Посижу и так.

– Не хотите, как хотите, – сказала проводница и быстро схватила комплект постельных принадлежностей.

– А, – махнула рукой Тося. – Мне Семка все равно достанет.

Я хотел было сказать, что его что‑то долго нет, но раз Тося не беспокоилась, нечего было волноваться; и мне.

2

В коридоре у титана послышался звон стаканов, он все приближался.

– Семка… – начала было Тося и осеклась.

В коридоре стоял крупный, представительный мужчина с портфелем в руке. Головой он загораживал потолочный плафон, и поэтому казалось, что из его головы исходят лучи. Он был похож на бога, только в велюровой шляпе. И это в тридцатиградусную жару! А ведь он был еще и в пальто!

– Будьте любезны, – сказал мужчина и вошел в купе. Вместе с ним в купе вошло что‑то необычное и таинственное.

Появился Семен. Он тоже был весь нервное напряжение. Даже пустые стаканы позвякивали на подносе не в такт колесам вагона. А было их, стаканов, не пять, а шесть. Значит, Семен заметил странного пассажира еще в коридоре.

– Вот, – пробормотал Семен, боком входя в купе. – Чаек, так сказать. Не откажите… за компанию… как положено.

А где он был, этот чаек? Шесть пустых стаканов на подносе.

– Будьте любезны, – еще раз сказал пассажир и протянул руку за курицей. Рука его на мгновение задержалась, и о столик стукнула литровая бутылка из темного стекла. На этикетке значилось: «Напитки разные, 0,5 л». Но бутылка была литровая. Рука вернулась назад. Пассажир вовсе и не собирался брать курицу.

Все молчали. Мужчина – величественно, мы – настороженно.

– Обыкновеннов, – наконец нарушил молчание шестой пассажир.