– Бедный Поль, он так и не сдал экзамен… – вздохнула Мари, когда я вспомнил о выкладках нашего незадачливого друга, отправленного восвояси через неделю после моей успешной сдачи.

– Еще неизвестно, кому из нас больше повезло, – проворчал я, и мы вернулись к рассуждениям.

Теперь эта беспорядочная система нумерации представала в новом свете. Ее просто невозможно было использовать, чтобы вычислить Зрителя. Правда, оставалось неясно, зачем вообще понадобилось использовать номера вместо нормальных имен. Но эта загадка была отнюдь не самой главной, и мы не собирались ломать над ней головы. Было ясно, что, несмотря на эти препятствия, многих людей можно без колебаний отбросить. Надо было лишь сесть и все четко записать. И мы сели и записали.

Зритель не имел детей. Зритель не мог быть врачом. Зритель не мог быть изобретателем. Зритель не мог быть вообще никем, кто в какой-либо форме вносил в наш мир предметы или знания большого мира. Зритель не был одним из наших соучеников. Зритель не имел вживленного микрофона и, соответственно, шрама за правым ухом. Тут мы поняли, что исчерпали все возможные варианты. Теперь оставалось лишь отобрать людей, которые подходили под эти параметры.

– Покажи ухо, – потребовала вдруг Мари.

Я продемонстрировал шрам.

– Хорошо, тебя вычеркиваем, – сказала она без тени иронии и записала на чистом листе: «Пятый». А затем провела поперек имени ровную черту.

– Заработалась? – поинтересовался я.

– Надо же с кого-то начинать, – ответила она. – А ты бездетный литератор. Если бы не шрам, ты вполне мог бы быть им.

– Раз так, вписывай себя тоже, – потребовал я.

После того как под моим именем появилось перечеркнутое слово «Восьмая», Мари склонила голову и сказала:

– Осталось двадцать восемь. А потом…

О том, что будет потом, думать не хотелось.

– Давай, записывай, – я старался говорить уверенно и четко, потому что пауза слишком затянулась. – Адам, Ева…

– Уверена, – сказала Мари. – Разве что Творения врут.

– Любопытно, любопытно, – бормотал я, гадая, почему мне не пришло в голову составить подобный список раньше.

Выводы были действительно любопытные. Или, скорее, пугающие. С одной стороны, все врачи, изобретатели, инженеры и прочие подозрительные личности имели детей. Все без исключения. У художников, поэтов, философов, лиц без определенных занятий и остальных бездельников потомства не было. Что же, значит, Зритель все-таки существует и его личность действительно пытаются скрыть? Загадочное переплетение номеров тоже подталкивало к подобному выводу.

А с другой стороны, от нашего списка веяло безнадежностью.

– Ничего не понимаю, – устало сказал я. – Если они хотели скрывать Зрителя, то зачем им понадобилось вводить так много пар? Поручили бы Адаму и Еве нарожать всех людей, и дело с концом. В крайнем случае добавили бы еще одно поколение. Так нет же, из тридцати человек им понадобилось иметь шестнадцать родителей. Шестнадцать! Какой смысл в таком развесистом генеалогическом древе? Если Зритель существует, оно вдвое увеличивает шансы его найти.

– Вот именно, – невесело отозвалась Мари. – Если он существует…

Я хмуро рассматривал наше произведение. Все наша затея представилась теперь в ином свете. Снова передо мной встал образ огромной, равномерно работающей машины. Годами этот гигантский механизм крутился без помех, управляемый уверенными хозяевами. Что бы ни происходило в этих стенах, это был четко отлаженный, продуманный процесс. Мелкие неполадки, вроде нервного срыва Шинава, легко корректировались, и, не сбившись ни на секунду, машина продолжала свою работу.