— Ловко ты загримировался, — сказал я, отхлебывая в свою очередь. — Не узнал тебя там, у зеркала. Да и потом — тоже.

— Профессиональные навыки, — откликнулся лжеклассик. — Я ведь актер по первому образованию. Учился вместе с Таськой и даже имел глупость жениться на ней на третьем курсе.

— Выходит, я помешал твоему свиданию с женой!

— Мы уже больше десяти лет в разводе, — пробормотал он. — Наоборот, спасибо, что выдернул из похотливых лап этой липучки.

Выйдя на улицу, мы разошлись. Граф отправился на поиски курбатовского автомобиля, а я опять нырнул в подвал. Отворив дверь лаборатории, понял, что моя ловушка сработала. Надо думать, что увидев коробку с надписью «ВИТЬКУ», майор поинтересовался содержимым, и теперь, сотрясаясь, словно в эпилептическом припадке, пытается оторваться от бешено вращающегося на полу «сторожа». Выглядит он при этом прескверно — в лице не кровинки, на губах пена, глаза закачены.

Видно, что он на грани обморока и борется с дьявольской игрушкой только на остатках огромной силы воли. Я подошел к нему, пинком отшвырнул волчок в дальний угол. Освобожденный Курбатов ничком повалился на бетонный пол, покрытый линолеумом. Перевернув бедолагу на спину, я взял его под мышки и подтащил к стене, возле которой усадил, прислонив спиной к кафелю. Затем, похлопал поверженного коллегу по щекам. Не помогло. Пришлось влить в него глоток спиртного. Закашлявшись, Витек пришел в себя. Зрачки его вернулись из-под век, в глазах появилось осмысленное выражение.

— Че-ерт, дьявол, мать твою… — простонал трудовик.

— Очухался?

— Чтоб тебе… Что это за хренотень?..

— Эта, как ты изволил выразится, хренотень, называется «сторожем», и изготовлена одним из моих учеников… Ты же интересовался?

— Это то, что ты мне обещал показать…

— И как видишь, Витек, не обманул! Этот волчок' идеальный сторож, как мне объяснили. Любой человек, если он не слепой, конечно, просто не может не взять в руки такую премилую вещицу. И если человек этот чужой, то вырваться самостоятельно он уже не сумеет…

— Зачем ты это сделал, физрук? Что тебе от меня нужно?

— Да мне, в общем, ничего не нужно, — сказал я. — Кроме — правды.

— Какой еще правды?

— А вот такой, — сказал я и сунул ему в руку кристалл правды. — Ты узнал Кривошеину?

— Узнал, но это не может быть она…

— Откуда ты это знаешь?

— Потому, что она сидит на Лубянке.

— Что тебя с нею связывает?

— Я был сотрудником резидентуры в Западном Берлине, в начале шестидесятых… — медленно заговорил он, словно загипнотизированный. — Мой оперативный псевдоним Ганс Венцель… По легенде, я бывший офицер полиции, который был уволен из-за своих реваншистских взглядов… И меня знают в кругах, близких к неонацистам…

Я видел, как из-за стеклянного шкафа вышел полковник и остановился напротив, но Курбатов не обратил на него внимания. Он продолжал свой рассказ, неожиданно перейдя к повествовательной манере:

— У тусклого зеркала с мутными разводами и трещиной в верхнем правом углу бреется Ганс Венцель. Время от времени он правит опасную бритву на широком офицерском ремне. Видно, что парень торопится, потому что от неосторожных движений на щеках возникают кровоточащие порезы. Закончив, он берет со столика бутыль, выливает немного содержащейся в ней жидкости на ладонь и долго с наслаждением протирает свежевыбритое лицо, а после подносит горлышко ко рту и делает изрядный глоток.